Кен был малость не в себе от стресса и выпивки и соображал плохо. Хорошо у него сейчас получалось только одно: наблюдать, как люди реагируют. Например, он увидел, что Джейн меня любит. А Машка, похоже, любит его. И то и другое можно было осмыслить потом, а вот со мной надо как-то разбираться немедленно, выводить из-под удара. Он попросил Машку обождать, заскочил в магазин и примчался ко мне – с битой мордой и тремя упаковками пива.

Увидел меня и понял, что упасть мне в ноги выше его сил.

И сказал: увольняйся, очень тебя прошу.

Дальше была душещипательная сцена на берегу реки, в ходе которой Кен насочинял экспромтом с три короба, рассказал очень много правды и потом еще с три короба наврал. Ну не мог он передо мной открыться. Ему было страшно. Кен уже привык за этот день валиться в ноги разным хорошим людям, натренировался. Но до него только сейчас дошло, какая он первостатейная гнида. Пиндосская гнида. Ему нет прощения. Лучшее, что в нем самом было, он предал ради карьеры. А потом так заигрался, что предал вообще всё, ничего не осталось от Кеннета Маклелланда, одно дерьмо, хоть кидай его в реку вместо месседжа: вот как с вами будет, если опиндоситесь.

А меня он даже не продал и не предал – такую фигню замутил, которой в человеческом языке нет названия. Передо мной виниться смысла нет, проще сразу в воду головой. Да не утонешь теперь.

А ведь я бы его, идиота, простил.

Хотя бы ради него самого.

* * *

Увидав плакат за подписью «Янки Гоу Хоум» и получив разъяснения от Калиновски, пиндосы вызверились так, что вопрос о моем увольнении «без объяснения» встал колом. Анонимных Трудоголиков мне еще кое-как забыли, списали на местный колорит, но тут была уже та соломинка, которая ломает спину верблюду.

Прихватить меня «по технологии» было не на чем: работаю без сучка без задоринки, чемпион. Но всякой клоунады за мной числилось без счета, аккуратно зафиксированной и подшитой к делу. Многое на мне висело – и что я лично режиссировал, и что отчебучил в составе бесстрашного экипажа «Звезды Смерти», и где был простым статистом. Припомнили все, и чем дальше вспоминали, тем больше зверели. На меня повесили даже дурацкие шутки про жопу, которых никто не понимает. Я оказался вдруг главным подрывным элементом на веддинге. Три смены, восемнадцать чемпионских рыл, одно другого наглее, но мое рыло по совокупности заслуг – самое страшное. А веддинг – это гордость завода, и безответственному типу, который не любит компанию и ни в грош не ставит ее Кодекс, там не место.

В принципе, я не очень везучий. У нас Кен везучий точно, иногда чересчур, как вы скоро увидите, Джейн привыкла любую непруху отодвигать плечом и идти дальше, а Михалычу просто все до лампочки. А со мной и веддингом плюс на минус получился. Сначала повезло угодить в развеселую команду, а потом не повезло с ней же: за все приколы и примочки этой команды, иногда очень злые, пиндосы хотели отыграться на мне. В назидание остальным. Некая высшая справедливость тут присутствовала – я был такой же агрессивный интеллигент, как другие наши ситхи.

Но мы ведь не нарочно. Нас вынудили.

«Дартами Веддерами» три веддинг-поста обзывали с самого начала, едва только конвейер поехал. Как гласила заводская легенда, вовсе не из-за хмурых сосредоточенных рож, а из-за манеры первого тим-лидера, личного врага Калиновски, прямо на посту украдкой жевать печенье. Как связаны печеньки и Темная Сторона Силы, честно, не помню. Это из приколов старшего поколения: мне объяснили, и я моментально забыл. Ерунда, значит. Еще мы были «ЗАГСом» – ну, понятно. За «бракоделов» кому-то дали в хрюсло: не любят на заводе слово «брак», реагируют нервно.

Хмурыми и недобрыми веддеры стали попозже, когда темп работы возрос, порядки изменились к худшему, а печенье осталось то ли сладким воспоминанием, то ли несбыточной мечтой. В любом случае оно нарушало технику безопасности. Как ни странно, Кодекс корпоративной этики оно впрямую не подрывало – там о печенье не было ни слова.

О том, что добрые русские люди будут провоцировать тебя на мордобой под камерой слежения, – тоже. О том, что добрых русских будут подталкивать к этому начальники, у которых отчетность по соревнованию захромала и, значит, надо веддинг слегка притопить, – тем более.

Как вы помните, веддинг в трудную минуту не стал драться, а начал огрызаться и весьма в этом преуспел. Мы задавили всех интеллектом. Нам помогало то, что ляпнуть глупость и потом ее отстаивать с пеной у рта – это на Руси главный вид спорта. Все такие с виду умные, все такие компетентные в любых вопросах, только стоит человеку рот разинуть, и он уже подставился. А телефоны – в раздевалке, и вылезти в Интернет, чтобы удостовериться в своем идиотизме, до конца смены не получится… Ну и тут мы тебя, как говорится, за ушко да на солнышко. Спорить один на один легко. А ты попробуй защити свое неправильное мнение, когда против тебя бригада – коллективный разум (ох, не зря наш тим-лидер учился на зоотехника)… И вскоре народ осознал, что с Темной Стороной Силы шутки плохи.

Если бы народ еще не разносил молву о наших глумлениях и издевательствах по всему заводу, совсем было бы хорошо. А так приколы в конечном счете оседали в архиве Роя Калиновски, службы безопасности и кадровика, и набежало там по отдельности на три расстрела.

Я за все эпизоды в курилке и столовой не отвечу, только за свои и самые яркие. Внес посильный вклад. Ну вот, к примеру.

Для начала, двое слесарей порвали казенные штаны, пытаясь доказать мне, что скульптура «Рабочий и колхозница» – чистый реализм. Один из них еще и плечо едва не вывихнул, убежал в санчасть – и я на полном серьезе огреб строгача за склонение людей к членовредительству.

Дальше Малахов, который очень любил нас поддевать, неожиданно для себя проспорил, отчего пиндосы – пиндосы. Ему пришлось тащить свою любимую табуретку в столовую и там орать: «Грек-пиндос, соленый нос, поехал в Афины продавать маслины!» Тот случай еще не научил его хорошим манерам, и неделей позже он снова веселил публику: мы поймали Малахова на том, что орудовать «болгаркой» он мастак и при этом уверен, будто угловую шлифмашину изобрели в Болгарии. Наш креативный чувак зачитал с выражением текст болгарского гимна на языке оригинала (некоторые слушатели уползли к конвейеру на четвереньках) и с тех пор ходил мимо веддеров с широченной улыбкой, пиндосу впору, а обзываться даже не пробовал.

Когда дошло до измерения транспортиром углов на репродукции культовой картины «Черный квадрат», лично со мной спорить перестали вообще. Навсегда.

Главное было – не перегнуть палку, действовать ласково, не злобно. Работяги стали глядеть на нас с уважением. А пиндосы, которым про это все стучали, – с опаской. И когда пиндосам донесли, что мы принялись за шуточки, которых никто не понимает, нас взял на особый контроль лично Калиновски, чтоб его.

Тут-то он и разглядел вашего покорного слугу, и заинтересовался, что это за тип такой, и узнал личные подробности: отец работал с Доном, сам я учился с Кеном… Калиновски решил, что эта инфа совсем не лишняя, и на всякий случай записал меня в полезные клоуны. А то вдруг я ему понадоблюсь – а меня уже нету, потому что отдел культуры выпер еретика с завода за антипиндосские разговорчики.