А душа-то уже была готова любить навеки — светлая и чистая душа неопытной смольнянки, представляющей жизнь по французским романам. А тот, кто нечаянно смутил душу, и впрямь был величайшей в мире любви достоин… И во французском романе девица с кавалером шесть томов подряд прегалантно переписываются, а в жизни десяток раз обменялись взорами — и уже все отдать готова за поцелуй!..

— Послушай, я придумала! — воскликнула Мавруша. — Нужно написать государыне!

— И что же?

— Государыня прикажет Святейшему Синоду, чтобы вас повенчали! Она может! Ведь бывало, что венчали родственников! У Федосьи Сергеевны князя Орлова вспоминали, я слушала — так он на двоюродной сестре повенчался! На двоюродной!

— Не может быть! — в голосе Поликсены Мавруше почудилась надежда.

— Да, да! Давно, очень давно, мы еще в первом возрасте были! Они друг дружку полюбили и где-то в провинции, в деревне, повенчались. Что шуму было! Сенат хотел их разлучить и обоих послать на исправление в монастыри. И Синод — ты же понимаешь, что сказали в Синоде. И еще, сказывали, князь Орлов тогда с государыней поссорился. Ну все, казалось бы, против них! А государыня все же за них вступилась — всем наперекор! И госпожу Орлову статс-дамой пожаловала, и орден Святой Екатерины ей дала, и они по-настоящему стали мужем и женой, и никто более их не трогал! Теперь понимаешь? У государыни же там, в Синоде, и чиновник есть, называется — обер-прокурор! Федосья Сергеевна о нем толковала, что он приказы Ее величества Синоду передает… Она помнит, как его звать… сказывала, стар уже очень… Ох, как же его звали? — От невозможности вспомнить Мавруша заколотила кулачком по столу. Ее горячий нрав не выносил таких запинок.

— Но я не хочу, чтобы нас венчали, — тихо сказала Поликсена. — Все так запуталось…

— Постой, погоди, ведь тот батюшка, которого нашел твой, твой… Ну, тот батюшка узнал, что вы близкая родня, и отказался венчать. И другой отказался. Хотя, по-моему, совсем не близкая. А когда государыня узнает, что девица-смольнянка попала в беду из-за нежных чувств, то непременно поможет, прикажет — и вас повенчают!

— Не надо нас венчать! Как ты не понимаешь? Я же люблю его!

— И оттого не хочешь с ним венчаться? А о младенчике ты подумала? Ты как знаешь, а я завтра же к Федосье Сергеевне побегу…

— Сташка, не смей!

— Мурашка, я все для тебя сделаю, мы же в вечной дружбе поклялись! — закричала Мавруша. — Тебя нужно с ним повенчать — и я этого добьюсь! Я сама в Синод пойду, сама умолять стану! И во дворец пойду!

— Да как же мне с ним венчаться, когда он другую любит?! Неужто я из-за своей глупости повисну у него на шее, как мельничный жернов? Боже упаси!

— Ты с ума сбрела! Не любит он другую! Мало ли что сказал сгоряча! Да она сама за ним гонялась…

— Любит! Сам сказал! Ты бы слышала — как сказал… И ты подумай — коли я стану венчания домогаться, все узнают, что он меня из дому увез, что я у него жила тайно, и что о нем скажут?

Мавруша задумалась. Она многое понимала в этой истории, но кое-что и не желала понимать.

Что лучшая подружка, которую внезапно взяли из Смольного, чтобы выдать замуж за уезжающего в Пруссию по государственной надобности чиновника, влюбилась в другого — это она понимала. Что этот другой тоже полюбил Поликсену — тоже понимала, как не полюбить такую красавицу? Что Поликсена, видя приближение венчания с немилым, не придумала ничего лучше, как ночью сбежать к милому, — Мавруша очень даже хорошо понимала! Сама бы сбежала, да не судьба.

Но дальше начинались недоразумения.

Конечно же, мужчина, который старше и опытнее, знает правила и законы, должен был догадаться, что родственников не повенчают, смириться и как можно скорее вернуть девушку домой. Просто успокоить и отвезти обратно, хотя за это, пожалуй, она бы его навеки возненавидела… По крайней мере, пылкая Мавруша точно бы возненавидела… или нет?..

Но он оставил ее у себя, поселил в тайном убежище, навещал постоянно — когда не разъезжал по своим делам; наконец, привез в Санкт-Петербург, где они поселились вместе. Все это он проделывал, уже зная, что их так просто не повенчают, а коли обмануть какого-нибудь простодушного сельского попика, чтобы совершил обряд, то родня тут же добьется признания брака недействительным.

И это бы еще полбеды, когда двое друг друга любят, — так рассуждала Мавруша, сколько раз бывало, что жена от мужа убегала и с любовником жила? В Смольном про такое громко не говорили, однако новости как-то просачивались и обсуждались ночью, в дортуарах, взволнованным шепотом. Но он разлюбил Поликсену — и, возможно, это случилось, когда она радостно сообщила любимому о беременности, а не в Санкт-Петербурге… Видно, он тогда уже со всей страстью души влюбился в другую!..

Поликсена чувствовала — в отношениях случилась перемена. По неопытности она думала — всему виной брюхатость: как любить женщину, которая из грациозной красавицы превратилась в неповоротливую толстуху?

Но потом наступила ночь, которая открыла правду. Поликсена ждала супруга (для себя она его называла супругом), ушедшего в какое-то светское собрание. Она была в доме одна. Одиночество ее не смущало и не раздражало — конечно, хотелось бы, чтобы любезная Сташка могла прибежать всякую минуту с новой книжкой или модным узором для вышивки, но и без того смысл жизни имелся: угождать супругу. Смольнянок учили вести домашнее хозяйство и покупать припасы, Поликсену даже самый изощренный купец в этом деле не надул бы, и она, только поселившись в новой квартире, нашла и хорошую молочницу, и разносчика зелени, и надежного мясника. Тогда живот еще так не торчал — она могла бывать в рядах, где покупательнице, набравшей много товара, давали мальчика, чтобы донес до дому корзину. Потом довольно было послать за провиантом бабу, что приходила по утрам прибираться, купцы и разносчики уже знали вкусы хозяйки. Поликсену это даже развлекало, а дома она стряпала и баловала супруга разносолами.

И вот она, сидя у окошка и не желая зажигать свечи, думала о завтрашнем жарком и о новых тарелках, которые очень хотела купить, — с букетами и темно-розовыми каемками, гарднеровского завода, потому что тратить деньги на позолоченный французский фарфор не могла, деньги приходилось беречь.

Время было позднее, супругу уже следовало вернуться. Вдруг на улице послышался его голос — он ссорился с мужчиной, который виновен был в том, что нес ему важное письмо, да не донес. Поликсена и не подозревала, что супруг может впадать в такую ярость.

И тут появилась женщина.

Сидя у окошка в третьем жилье, Поликсена не могла разглядеть ту, что стояла возле самых дверей, для этого пришлось бы высунуться. Но ее голос был вполне уверенной в себе женщины.

Она спросила, что случилось и не требуется ли помощь. Причем так, как если бы перед ней стоял хороший знакомец, с которым не нужны экивоки и реверансы. Супруг ответил, что опозорен и погиб. И вдруг в их беседе случился перелом — они вмиг перешли на «ты», после чего оба замолчали.