– Ольга Николаевна, а куда делась ваша старая лампа? Разбилась? Я ее не вижу.

– Нет-нет, ее Игорюша забрал с собой, переезжая к Леночке, а мне подарил другую, купил ее в комиссионке, мне она тоже нравится, – ответила Ольга Николаевна и провела рукой по круглому старинному абажуру лампы, стоявшей на столе. – Я подумала, пусть у него будет дома что-нибудь от папы.

Как-то раз, наверное, через год после того, как у Межеричеров-младших появился маленький сынок Андрюша и семья поменяла жилье, переехала в комнату побольше, Игорь пригласил меня в гости к ним, на Садовую улицу. Его жена Лена после родов одно время не приезжала на Старую площадь, ведь детей было уже двое, малыш требовал много внимания, было бы тесно для такой большой компании, да еще и с коляской. У маленькой Тани появились проблемы с легкими, и это тоже не способствовало поездкам в гости. Тогда Игорь приезжал к маме и сестре один. Вот в один из таких вечеров, когда мы собрались вчетвером, он и сказал мне, что они с Леной приглашают меня в гости попить чаю и поговорить. Приглашение было не на конкретный день, а вообще. Оно, конечно, сразу же забылось и мной, и Игорем, а потом внезапно вспомнилось, когда ребенку было почти два года. Это было весной 1958-го.

Новая жизнь

Я приехала на станцию метро «Маяковская» заранее: хотелось найти дом не спеша, да и просто погулять по улицам. Всегда любила этот район и эту станцию. Она мне напоминала церковь своими высокими сводами с мозаикой в самом верху. Так как на всех этих купольных изображениях главный цвет был голубой, то и сами овальные картины в потолке виделись как окошки в небо. Моими любимыми были две: та, где летят два самолета и видна ветка цветущей яблони, и вторая, та, где были авиамоделисты, они мне чем-то напоминали Игоря-школьника. Мы с подружками иногда приезжали сюда, так как недалеко в парке стоял деревянный кинотеатр и билеты туда были недорогими, а порой и без билетов пропускали. Во время войны я тоже бывала на «Маяковской», ведь здесь находилось бомбоубежище. Но тогда никто ни о каких мозаиках и кино не думал, а все спасались от фашистских бомб…

Из главного вестибюля метро я вышла к дверям филармонии и двинулась вдоль фасада под крышей с колоннами, рассматривая афиши концертов, выставленные в застекленных окнах и дверях этого храма музыки, где я никогда не была. Затем прошла мимо парка «Аквариум», где и был тот деревянный кинотеатр. Он здесь и до сих пор стоял, видный вдалеке, в конце главной аллеи, между высокими старыми липами и каштанами, уже начавшими цвести. А напротив, на другой стороне Садового кольца, за мчащими по нему густым потоком машинами, ныряющими затем в туннель под саму площадь Маяковского, стоит огромное недостроенное здание с большими часами на фасаде. Говорили, что это будет новое здание НКВД, но неизвестно пока, когда его достроят. После парка «Аквариум» стояло серое грузное здание военной академии, и вот наконец он, дом десять…

Так, разглядывая разные дома, я и дошла туда, куда мне было нужно. Это было пятиэтажное здание, построенное еще в царское время. Оно было украшено разными архитектурными деталями, названий которых я не знала. А посередине фасада дома, между его двумя подъездами, был въезд во двор с коваными железными воротами. Въезд был длинным и темным, в глубину всего дома, и там, как в конце туннеля, виднелись играющие дети и раздавались глухим эхом их голоса.

Игорь с семьей жил в подъезде справа от ворот, на первом высоком этаже. К входу вело небольшое каменное крыльцо, над ним был тоже каменный резной козырек. Дверь была тяжелая, двухстворчатая со стеклом. Правда, открывалась только правая половина. Я ее потянула, приглушенно зазвучала натянутая пружина на верхней створке, и я оказалась в небольшом тамбуре между двумя закрытыми дверьми. Здесь было тепло, так как по бокам на обеих стенах висели большие батареи. Еще одна дверь, открывающаяся внутрь, – и я в широком вестибюле с очень высоким потолком. В глубине виднелся металлический лифт с ажурной шахтой, уходящей вверх, а справа от него шла вдоль стены просторная каменная лестница, поднимавшаяся на верхние этажи. На первом этаже две квартиры, нужная мне находилась справа. Я позвонила, и мне открыла Лена. У ее ног стоял маленький щекастый мальчик в сандаликах и коротких штанишках. Он крепко держался за ее юбку и был как раз таким, каким я представляла своего малыша в мечтах о семье…

С первого взгляда вход в их квартиру показался просторным. Он и был таким: высокий потолок, широкий коридор. Видно, что здесь комнат пять или шесть, хотя трудно понять, не проходя вглубь помещения. Дверь в комнату Игоря и Лены была второй по счету и тоже высокой, обитой дерматином. Лена ее открыла и пригласила меня внутрь. Во весь белый потолок их комнаты виднелась ажурная старинная лепнина, в стене напротив двери – два больших окна с просторными мраморными подоконниками, они выходили прямо на Садовое кольцо. Но шума машин почти не было слышно, так как рамы окна были двойные. Посреди комнаты с потолка к круглому обеденному столу спускалась люстра на витом шнурке или проводе, он тянулся вниз от красивой лепной розетки в потолке.

– Ух ты, – сказала я, – богатенько живем!

– Я так рада, что удалось поменять нашу прежнюю комнату на бо́льшую и остаться всё-таки в центре города. А за стеной мой брат с семьей живет. Мы вместе сюда переехали из Столового переулка. Там условия были хуже, – подхватила Лена.

– А это Андрюша? – спросила я, наклоняясь к мальчику, прятавшемуся за спину мамы.

– Андрейка, – поправила Лена. – Игорь скоро придет, он в кладовке, печатает фотографии. А мы сейчас как раз будем обедать, я уже накрываю.

Я огляделась. Обстановка была небогатой, но всё нужное имелось: диван-кровать – видимо, здесь спали хозяева, – две детские кроватки, два шкафа для одежды у разных стен комнаты, сервант для посуды и круглый стол со стульями посередине. Был еще письменный стол, и когда я к нему подошла, Лена, не отрываясь от забот по дому, объяснила:

– Это наш с Игорем «стол раздора», как мы его называем в шутку. Мы всегда спорим, кому за ним сидеть: ему надо ретушировать и обрезать снимки, а мне – готовиться к урокам, я преподаю географию в школе.