Они добрались до лестницы, которая вела вниз, в подземный комплекс — лабиринт коридоров и комнат. Янсон вспомнила слова Фрэнка насчет бункеров. А еще — разные догадки касательно того, почему троллиха Мэри не перешла, спасаясь от своих мучителей. Держать ее под землей значило сделать так, чтобы она точно не сбежала.

Шагая по коридору, Янсон услышала музыку — обрывистую, нестройную.

— Так, — сказала она. — «Тролли ушли». Что это значит?

— То самое, — мрачно ответила Салли. — Не отсюда — пока нет, — но в целом бегство уже началось, как и в других местах. Тролли покидают Долгую Землю. Послушай, ты же знаешь про долгий зов. Они обмениваются тем, что знают. Похоже, чаша их терпения переполнилась.

— Почему?

— Из-за нас. Из-за людей. Из-за того, как мы к ним относимся. По всей Долгой Земле тролли уходят — или как минимум покидают человеческие поселения. Те миры, где заметно человеческое присутствие. Тролли не тупые животные. Они учатся — и приспосабливаются. Похоже, они усвоили все, что им необходимо знать про нас.

Янсон едва понимала, о чем речь. Событие такого масштаба просто не укладывалось в голове.

— Куда они уходят?

— Никто не знает.

Янсон не стала спрашивать, откуда знает Салли. Она сама видела, как та перемещается по Долгой Земле. И Салли каким-то образом была настроена на троллей и их зов. Для Янсон она воплощала некую всеобъемлющую разведслужбу, ну или вездесущее присутствие неведомых сил, скажем Корпорации Блэка. Салли Линдси естественным образом знала, что творится во всех мирах.

И Янсон видела, что Салли принимала интересы троллей близко к сердцу — иначе бы они не забрались сюда. Поэтому она осторожно спросила:

— Это правда серьезно?

Салли поморщилась, но не стала грубить.

— Да, серьезно. Тролли и есть Долгая Земля, насколько я понимаю. Ее душа. А еще они — неотъемлемая часть экосистемы. Не говоря уж о том, что, черт возьми, они полезны. Без помощи троллей тысячи сельскохозяйственных миров осенью вряд ли сумеют собрать урожай.

— Поэтому, — подхватила Янсон, — мы, конечно, должны что-то предпринять.

— Разумеется, — сердито оскалившись, сказала Салли.

— С чего начнем?

— Прямо отсюда.

Они стояли перед дверью, на которой кто-то в шутку намалевал надпись «Космическая тюрьма». Нестройная музыка, если можно так выразиться, доносилась из комнаты — резкая, неприятная, — и Янсон поборола желание заткнуть уши. Заглянув в окошко в двери, она заметила, что в углу, скорчившись, сидела троллиха. Обмякшая, неподвижная — и в то же время воплощенная скорбь. В камере ничего не было, кроме миски с водой.

— Мэри, — негромко проговорила Янсон.

— Наша героиня. «Я не хочу», — сказала Салли, сопровождая слова жестами.

— Мы под землей… — Янсон вспомнила слова Фрэнка. — Но рядом Дыра. В одну сторону — сплошной камень, а в другую — нет. Мэри могла бы перейти в вакуум, чтобы добраться до своего детеныша. На ней ведь нет железа?

— Думаю, нет. Но, наверное, она инстинктивно сторонится вакуума. И этот шум сбивает ее с толку и раздражает. Нужно увидеться с Гаретом Имзом, который тут главный. Британец, специалист по акустике. Такая мразь. Он почему-то ненавидит троллей от всей души. Говорит, что начал общаться с троллями, когда научился отгонять их диссонансами. И вот он превратил свои разработки в оружие, в ловушку, в клетку. Но троллиху здесь удерживает кое-что другое. Пойдем, я покажу.

Чуть подальше по коридору была еще одна запертая дверь, с маленьким окошком. Заглянув внутрь, Янсон увидела нечто вроде примитивной детской или же обезьяньего вольера в зоопарке, с перекладинами для лазания, веревками, массивными грубыми игрушками. Там тоже сидел тролль, только маленький, и рассеянно возился с большой пластмассовой машинкой. На нем был странный серебристый костюм, оставлявший обнаженными ступни, кисти и голову.

— Детеныш.

— Да, — сказала Салли. — Дрессировщики назвали его Хэм. Сама видишь, чем они тут занимаются. На него надели экспериментальный скафандр. Ты сама видела. Хэма собирались отправить в космос как подопытное животное.

— Они не хотели повредить ему…

— Да. Но у Мэри, видимо, свои представления об опасности. Дыра — это место, которое тролли избегают. Поэтому она стала возражать.

Янсон уже достаточно хорошо знала Салли.

— У тебя ведь есть план?

— У нас только один шанс.

Ожидая ответа и страшась его, Янсон уточнила:

— Что мы будем делать?

— Надо забрать их отсюда. Отдадим малыша матери и перейдем…

— А потом?

— Удерем и спрячемся где-нибудь, пока не отыщем надежное укрытие. Может быть, отведем обоих туда, куда направляются остальные тролли.

— Я так и знала.

Салли усмехнулась.

— А я знала, что ты мне поможешь. Любому копу хоть раз в жизни хочется перейти на темную сторону, правда?

— Нет.

— В любом случае я без тебя не обойдусь, Янсон.

— Зачем я тебе нужна?

— Для начала чтобы отпереть дверь. Ты бывший коп, ты знаешь, как это делается. Я понятия не имею, сколько у нас времени. Ну? Ты можешь открыть замок или нет?

Янсон могла. И открыла.

И стала сообщницей.

Через три недели после того, что выкинула Салли — когда новости о случившемся дошли по аутернету до Базовой Земли, — Лобсанг предложил Джошуа встретиться лично. Впервые за много лет. Впервые со дня похорон Агнес.

Лобсанг.

Джошуа, как обычно, взял сутки на раздумья.

А потом неохотно отправился на встречу.

Филиал Трансземного института, в который направили Джошуа — в паре миль от Мэдисон-Запад-10, - оказался низким и широким строением из камня и дерева, типично колониальной архитектуры, которое одиноко стояло на безлюдном отрезке дороги, идущей сквозь заросли степных цветов. Разумеется, Лобсанг устроил свою штаб-квартиру в принадлежавшем ему филиале Корпорации Блэка в последовательном Мэдисоне, поближе к Агнес и к Приюту. Хоть это и была Ближняя Земля, но она все-таки отличалась от Базовой, и вечернее небо выглядело капельку иначе. На Базовой Земле в такой день горизонт был бы оранжево-серым. Прекрасные и смертельные цвета пожара. Но здешнее небо сияло девственной синевой. Сравнительная пустота и чистота, хоть и по соседству с Базовой, вновь вселили в Джошуа ощущение необъятности миров, составлявших Долгую Землю.

Войдя, Джошуа обнаружил обычную офисную суету, обманчиво неудобные кресла, засохшие фикусы и вышколенно любезную молодую особу, которая разве что не просветила его рентгеном насквозь, прежде чем впустить. Буквально на каждом углу торчала камера, и все внимательно наблюдали за ним.