— Мэтти?

Женщина на другом конце провода плакала, и Джек не мог разобрать, что она говорит.

— Мэтти дома? Это Джек Келлер. Она должна была…

Тут женщина разрыдалась еще сильнее.

— Ох, мистер Келлер, — пробормотала она, горько всхлипывая. — Мэтти о вас всегда говорила только самое хорошее…

— Да что случилось? — пытался допытаться Джек. — Ее муж дома? Я могу с ним поговорить?

— Он здесь, — ответила женщина, продолжая всхлипывать. — Только он не может подойти к телефону. Он говорить не может. Я их соседка, — сказала она. — У меня у самой язык отнимается, но я тут пока отвечаю на звонки. Жду, когда их дети приедут.

— Пожалуйста, объясните мне, что происходит. С Мэтти все в порядке?

— Мэтти мертва. Ее убили, — прорыдала женщина. — Зарезали по дороге на работу. Забрали все деньги из кошелька, а ее убили…

Женщина еще что-то говорила, рассказывала известные ей подробности, но Джек больше ничего не слышал. Он попрощался как в тумане, сказал, что будет ждать звонка и поможет, чем сумеет. Ошеломленный страшной новостью о женщине, которая была к нему так добра и так долго заботилась о нем, он мог думать только об одном: сколько же в мире опасных людей, сколько же Черточек отчаянно пытаются получить то, чего им хочется.

Получить что угодно на свете.

К середине апреля похороны Мэтти остались позади, и, как это обычно бывает, со временем жизнь снова вошла в норму.

Джек, Дом и Кид посетили похоронную церемонию. Джек обратился к мужу Мэтти.

— Я знаю, — сказал он, — легче вам от этого не станет, но жалованье Мэтти будет вам выплачиваться каждую неделю, пока вы живы.

— Спасибо, сэр, — сказал Джеку старик.

— Если есть что-то, что я мог бы сделать. Что угодно…

— Спасибо, сэр, — повторил старик, взял Джека за руку и крепко ее пожал.

Джек узнал эту ноту в голосе. Он хорошо помнил эту интонацию. Сдавленный стон неописуемой и невозместимой потери.

Пережить трагедию Джеку помогли тренировки с Кидом. Он мог на несколько часов сосредоточиться на собственном теле, не опасаясь за свое сердце.

Двенадцатого апреля термометр за окном показал двадцать два градуса.

Пробежав на дорожке милю за тринадцать минут, Джек, уставший как собака, сошел с тренажера, и Кид сказал:

— У нас сегодня небольшой праздник.

С этими словами Кид провел Джека на балкон, где разложил гантели и штанги, которыми они должны были пользоваться в этот день.

— Думаю, на лето мы можем переместить наш спортзальчик сюда, и тренажеры тоже. Под навесом оборудование не промокнет, зато ты сможешь отрабатывать бег, заниматься на велотренажере и поднимать тяжести на свежем воздухе. Лучше потеть здесь, чем в комнате с кондиционером. А пока попробуем позаниматься здесь с гантелями и штангой.

День выдался погожий. Джек дышал городским воздухом, обводил взглядом зеленые просторы парка, тут и там тронутые разноцветными пятнами в тех местах, где высадили первые тюльпаны. Он видел компании гуляющих людей. Одни из них бродили по дорожкам, другие бегали трусцой, третьи дремали на скамейках.

Тренироваться было приятно. Упражнения бодрили Джека, вселяли уверенность. Нагрузка была не так уж велика, но он полностью сосредоточивался на том, что выполнял. Его почти покинули печальные мысли, и он наслаждался теплом солнца и легкостью собственных движений. Он почти не замечал, что Кид нервничает, расхаживает из стороны в сторону. Пока Джек с помощью гантелей разрабатывал бицепсы, Кид улегся под штангу и стал поднимать большой вес. Он не все свое внимание обращал на Джека, а это было для него нетипично. Он напрягался, заставлял себя поднимать четыреста фунтов. Слышались его тяжелые вздохи и стоны. Потом он взял штангу, нагрузил на нее двести фунтов, улегся так, что гриф лег ему на шею, и быстро сделал пятнадцать отжиманий. Но и это Кида не удовлетворило. К тому моменту, когда Джек закончил свой комплекс упражнений, Кид все равно был как туго натянутая пружина, готовая лопнуть.

— Что с тобой происходит? — наконец спросил Джек.

Он успел немного прийти в себя после упражнений.

Мир обрел привычные очертания, и Джек заметил, что Кида что-то не на шутку беспокоит. В этом была не просто необходимость сбросить накопившуюся энергию.

— Есть неприятности.

— Команда?

— Отчасти. Может быть.

— Ошибка.

— Господи, ты ведь ничего не забываешь! Да, все стало еще более странно. Чем больше я узнаю…

Кид не договорил.

— Что еще?

— Да много всякого.

— Например?

— Университет. Последние экзамены. А у меня столько народа тренируется. А… А я хочу принести тебе что-то, мне хочется тебе что-то показать. Я тебе говорил. Диплом о втором высшем, моя идея…

— Пожалуйста, говори. Я сделаю все, что ты захочешь.

Кид сильно нервничал. Он говорил быстрее обычного. И еще Джеку показалось, что пот на лбу у Кида выступил не только из-за сильной нагрузки.

— Я разрабатываю один план. Изложу его на бумаге. Не обязательно, чтобы он тебе понравился и всякое такое. Я хочу сказать: ты можешь все мне сказать честно, но мне бы хотелось, чтобы этот план тебе понравился. Или, по крайней мере, отнесись к нему серьезно, ладно?

— Кид, когда я относился к тебе несерьезно?

Кид шумно выдохнул. Судя по всему, слова Джека его немного успокоили.

— Пожалуй, такого не было. — Он покусал губы, задумался. — Мне понадобится какое-то время, чтобы все подготовить. Несколько недель, а может быть, месяц.

— Принеси свои записи, как только они будут готовы. Когда ты решишь, что все готово. Я отнесусь ко всему серьезно и буду строг. Как тебе это?

— Отлично, — сказал Кид. — Это просто отлично. — Он помедлил. — Только понимаешь, в этом участвую не только я. Еще мой приятель Брайан. Ты помнишь Брайана? Он еще в детстве со мной дружил.

— Здоровый такой. Твоя тень.

— Ага. Сейчас он похудел, перестал принимать стероиды.

— А помнится, он был славным защитником.

— Ну… — Кид снова разволновался. — Может быть, я зайду вместе с ним. После того как ты ознакомишься с планом. Что-то вроде деловой встречи.

— Можешь приводить кого захочешь, — сказал Джек. — Мне было бы приятно снова повидаться с ним. Будет все как в старые добрые времена: вы, ребятки, лопаете за десятерых, а я оплачиваю. Постараюсь быть таким же честным, как тогда. И таким же суровым.

Кид испытал явное облегчение.

— Да, — сказал он. — Очень хорошо. Просто отлично.