небольшом квадратном каблуке и черные колготки. В ушах поблёскивали крошечные жемчужные серьги-вкрутки. — Это камеры, — Рухама

вытащила из-под воротника серебряный крупный крест, усеянный черными камешками, постучала по двум камешкам, поправила воротник и удовлетворенно кивнула, явно довольная своим отражением.

Чему эта стерва так радуется с утра пораньше? Ее прямо распирает от гордости и самодовольства. У меня родилось неприятное подозрение.

— А вы тоже живете в этой гостинице? — спросила я как бы ненароком, застёгивая сумочку и опустив глаза.

— Да, тоже.

Ну всё понятно. Теперь я знаю, почему Кит меня оттолкнул. Ночью он был с ней. Поэтому она так довольна с утра. Она, конечно, очень старая. Из олдов. Ей, наверное, лет сорок пять, если не больше. Значит, Кит просто любит сухофрукты. Оно и понятно. Старушка ему ни в чем не откажет и будет рада всем его фантазиям. Чего только бабуля не сделает, зная, что это, возможно, в последний раз. Хотя, если честно, то в голом виде она великолепна. Я ведь видела ее. Тело шикарное. И на лице ни одной морщинки. Ухоженная такая, как будто только что вылезла из ванны, наполненной духами.

— Нет, — сказала Рухама, глядя на меня с улыбкой.

— Что "нет"? — не поняла я.

— Я не была в номере Стального сегодня ночью. Мы давно не спим.

Откуда она узнала мои мысли?

— Не думала об этом, — смутилась я, чувствуя, как густая краска заливает мои щеки и даже уши.

— Ещё как думала! — рассмеялась она. — Уже и глаза мне выцарапать готова была. Стальной — мужик красивый и харизматичный. Мокрый, я бы сказала.

— В смысле?

— В смысле, что мужик из серии: "вызывайте сантехника". От него у женщин трубы текут, — пояснила Рухама. — Но он женат на работе. И вклиниться между ними не удавалось почти никому.

— Почти? — я поняла, что она знает о той, первой, о которой не хотел говорить Кит вчера, когда мы гуляли по Тиволи.

— Да, Стальной только один раз выбрал женщину вместо работы, — Рухама подняла юбку и подтянула колготки, продемонстрировав длинные, идеальной формы ноги.

— И где она?

— Если он захочет, то сам тебе расскажет, детка. А теперь пойдем.

— Куда?

— За покупками. Просто ходи со мной по магазинам и веди себя непринужденно. И ещё, здесь я Барбара. Если захочешь вдруг позвать меня по имени. И я из Польши. Приехала сюда с католической миссией. Познакомилась с тобой в церкви во время молитвы. Ты ведь не можешь не молиться. Привыкла, так как ты тоже добрая католичка из Москвы. Работаешь у Стального помощницей. И как все новоиспечённые подружки мы немедленно отправились по магазинам.

— А почему вы из Польши? — не поняла я.

— Потому что мой акцент на итальянском языке похож на польский. И не вы, а ты. Кроме того, все поляки моего возраста говорят по-русски. Так что мы с тобой сможем спокойно общаться на удобном тебе языке, не вызывая подозрений.

— А кто меня об этом всем будет спрашивать? — поинтересовалась я, чувствуя, что мы подходим к самой сути моего пребывания здесь.

— А могут и не спросить. Но ты должна в это свято верить, — она порылась в сумочке и протянула мне крошечный молитвенник. — Возьми и положи в рюкзачок. Когда садишься передохнуть, доставай его из сумки и перелистывай. И ещё научись креститься, как католики, — она сложила большой, указательный и средний палец щепотью и перекрестилась слева направо. — Обрати внимание, что я крещусь слева направо. Не перепутай. Католики крестятся слева направо, а православные справа налево.

— Да я и как православные не очень умею. Я вообще не верующая, — я попыталась повторить за ней, но получилось не сразу, а только со второго раза.

— Придется поверить. Креститься нужно часто. Не забывай этого, — строго сказала она. — Но главное: будь собой с мужчинами. Это важнее всего.

— С какими мужчинами?

— Со всеми. Даже со Стальным. Вот это наше женское желание выпендриться и быть непохожей на других очень сильно раздражает мужчин. Не нужно стараться удивить их тем, чего в тебе на самом деле нет. Это всегда выглядит фальшиво. Мужчины ценят, прежде всего, естественность. А выпендрёж только отталкивает их. Подожди-ка, — она подошла вплотную и наклонилась надо мной, вглядываясь в мое лицо.

— Что не так? — я попыталась отстраниться.

— Ты немного перестаралась с бронзовым тоном на скулах, — она вытащила из сумки салфетку и принялась осторожно вытирать мое лицо. — Ничего, это бывает. Главное, что грим обычный, а не пластический.

— Это как? — не поняла я.

— Это силиконовые накладки на лицо, морщины, пигментные пятна и прочее. Их сначала наклеивают, потом замазывают. Ой, ужас! Да ты у Стального спроси. Ему делали. Хотя… — она испуганно округлила глаза. — Нет, лучше не спрашивай! Он меня убьет, если узнает, что я тебе рассказала!

— Пожалуйста, расскажите мне! — взмолилась я. — Честное-пречестное, я ему ничего не скажу!

— Обещаешь? — прищурилась Рухама.

— Клянусь!

— Ну ладно, — заговорщицки улыбнулась она. — Представь себе, его как-то вывозили из… ну не важно. Скажем так: из англоязычной страны. Был жуткий скандал с проваленной операцией. Это не была операция Стального и вообще контора была из другой страны. Но агенты взаимодействовали между собой. И Стального могли тупо сдать в обмен на ряд условий. Начальство Стального такого допустить не могло. И вот его нужно срочно вывезти, причем желательно легально, через аэропорт, а не медвежьими тропами. И тогда подключают гримеров. И они за три часа с помощью пластического грима превращают Стального в пожилую элегантную леди в широкополой белой шляпе.

— Вот это прикол! — я представила себе Стального в женском образе и затряслась от смеха.

— Подожди, это еще не всё, — Рухама вытерла слезы смеха, повисшие на ресницах. — Он идет через терминал аэропорта и так страшно ругается шёпотом по-русски! А я иду и запоминаю. Потому что я вообще не знала, что матерные слова можно вот так вот комбинировать! Кто же знал, что в русском матерном страус может быть олицетворением проституции?

На этой фразе я уже согнулась пополам от смеха.

— И вот мы прилетаем в Москву, его разгримировывают, Стальной собирает всех, кто видел его позор, и стуча кулаком по столу, орет:

— Если хотя бы одна собака женского пола когда-нибудь и где-нибудь упомянет, что из меня сделали гондураса, я вам всем биологический пол поменяю ручным вмешательством! Сам поменяю! Лично! Без наркоза!

— Это шедеврально, — просипела я, задыхаясь от смеха.

— Это профессионально, девочка моя. Просто пойми, что тебе еще повезло с макияжем. Я вот страдаю в колготках. Лучше бы чулки, конечно, но это будет больше похоже на эротический фильм.

— Как