что его жена на самом деле умеет разговаривать, но не хочет, он, сгорбившись, поплелся в сторону, лишь мимоходом кивнув на словах девушки:

— Спасибо, но мне в любом случае нужна ваша помощь, как музыканта. Прошу завтра сходить со мной и помочь с оформлением тех песен, которые мы будем петь. Пока остальные подождут.

Действительно, появление столь молодого автора с целой кучей очень разных, но, по-своему, каждая, очень сильных песен, было подозрительным.

Композиторов-песенников было немного по сравнению с будущим, когда в Интернете чуть ли не каждый день появлялись и гасли новые исполнители и авторы. Популярные песни были товаром штучным, их авторов знали по именам. За одну только песню автора могли как вознести на вершину славы, осыпать деньгами и почестями, так и резко «уронить» в глазах слушателей. А тут — столько всего и сразу — подозрительно!

Творческая эйфория, охватившая молодую сочинительницу по влиянием старой попаданки, которая и вспомнила все эти песни, как память о своей прошлой жизни, немного занесла ее не в «ту степь», и она, еще раз все обдумав, решила, что спешить некуда, дойдет и до остальных мелодий очередь при благоприятном случае.

Да и все-таки она не композитором хотела стать, а учителем, музыка нужна была ей как средство для получения денег, а не цель в жизни. Так что притормозить стоило.

А вот песни для конференции можно назвать спецзаказом от партийной организации училища, и пусть выясняют, было это так, или по-другому.

Воссоздав рассказ Васи про метростроевцев, она решила к двум уже прозвучавшим песням за компанию добавить и зарегистрировать еще и третью, о которой вспомнила в парке Сокольники — «Комсомольцы- добровольцы», она как раз подходила к этому времени и двум другим мелодиям.

«Случайный вальс» она подарит Цфасману, как и хотела, попросив его зарегистрировать эту песню на себя, тем более, что она уже прозвучала в исполнении их оркестра, ну и «Глафиру» за компанию пусть он возьмет на себя, хорошему человеку не жалко.

Все эти мысли наконец успокоили девушку и заставили действовать более осмотрительно. Вздохнув от облегчения, что все тексты вернулись к ней, спрятав их поглубже в сумочку, отбросив все мысли о ранее случившемся, девушка стала готовиться к посещению важных людей в агентстве по регистрации произведений.

На следующий день Надя, в новой юбочке и блузочке, в туфельках с белыми носочками — чулки она решила пока приберечь, в косынке на голове, короче, в классическом образе образцово-показательной юной комсомолки, предстала перед музыкантом, только кожаной комиссарской куртки не хватало, поскольку было очень жарко и без нее.

И, к удивлению девушки, вместе с ними вызвался ехать Марксэн, который вызнал обо всем происходящем, видимо, от Константина, чем заработал «плюсик к карме» и уважение девушки. Понятно, что его желанием было «примазаться» к известности авторов, но такая поддержка много стоила.

Молодая девушка и буржуйского вида музыкант вызвали бы подозрения, отторжение, их бы и выслушивать не стали, а тут солидный человек — функционер, осуществляющий значительную партийную поддержку — лучше и не придумаешь. А самое главное, Марксэн сам пылал инициативой и энергией, что было еще выгоднее — никто не заставлял, «сам пришел!»

Они поехали по нужному адресу на такси, которое пока было редкостью, его заказал партийный секретарь, чем опять прибавил себе очков.

Найдя необходимое помещение и кабинет, они предстали пред грозные очи сидевших там солидных мужчин в пиджаках, которые строго посмотрели на всю их компанию.

И тут очень пригодилось присутствие Марсэна и его опыт вхождения в такие ответственные кабинеты. Он знал, как общаться в этих помещениях и чувствовал себя уверенно.

Так и получилось — пока девушка с музыкантом скромно стояли в сторонке, партийный функционер разливался соловьем перед другими функционерами, рассказывая, как в педучилище под его «чутким руководством» юная комсомолка сочинила песни для выступления на ответственном мероприятии городского масштаба, на котором будет присутствовать САМ первый секретарь Московского горкома партии товарищ Щербаков.

Выходило так, что чуть ли не Марксэн был соавтором этих песен, но нет — ему хватило совести показать на Надю и назвать ее автором.

Чиновники только мельком взглянули на потупившуюся девушку, молчавшую все время, и снисходительно кивнули головой, когда она спросила, можно ли после регистрации распространить текст песни на конференции.

Никто не спросил, есть ли у девушки музыкальное образование, является ли она членом Союза композиторов и членом партии или комсомола — а это были одними из условий регистрации и дальнейшего распространения песен. Раз Сам заинтересован, значит, и у них вопросов нет.

Комиссия, члены которой так и не представились, тексты песен проглядели мельком, ничего крамольного, естественно, не нашли, наоборот, покивали одобрительно на их содержание.

«Песню о тревожной молодости» прослушали до второго куплета, тут и понадобился Константин, который сыграл и спел ее на стоявшем здесь пианино, другие песни слушать отказались, и быстро подмахнули все бумаги, шлепнув на них большой жирный штамп — «ОДОБРЯЕТСЯ к распространению», поставив рядом витиеватые важные подписи с неразборчивыми фамилиями.

Все были довольны — Надя была поражена тем, что все прошло так просто и быстро, не вызвав никаких затруднений, и была благодарна Марксэну за это, парторг вообще лучился от удовольствия от знакомства с такими высокопоставленными функционерами, а музыкант лишь поглядывал на всех с равнодушным видом.

Надя еще уточнила, каким образом будут перечисляться авторские гонорары за исполнение песен, и ей было сказано, что надо открыть специальный счет в сберкассе и принести потом справку с указанием всех атрибутов — все, как и в будущем, только сейчас перечисления идут на карточку.

В училище, куда они вернулись и разошлись по своим делам, девушка опять встретила Петю, который все это время хвостом ходил за ней и молча умоляюще глядел на нее, желая также выступать на сцене со всеми вместе.

Но когда она для пробы попросила парня спеть хотя бы начало куплета одной из песен, то не могла сдержать смеха — он абсолютно не попадал в ноты и выбивался из темпа мелодии. Но его взгляд был таким жалостливым, что девушка невольно смягчилась и сказала:

— Ладно, петь ты