во всяком случае, большинство из нас.

Она снимает резинку для волос, распускает волосы и проводит по ним пальцами. И хотя мне, вероятно, следовало бы быть немного менее нетерпеливым, я ничего не могу с собой поделать. Наклоняясь, чтобы поцеловать ее еще раз, я чувствую ее улыбку на своих губах.

— Я скоро вернусь, — говорит она мне. — Мне просто нужно пойти выключить музыку.

Как только она уходит, я опускаю руку и натягиваю джинсы. Было бы намного проще, если бы я мог просто надеть спортивные штаны или баскетбольные шорты, но они ничего не дают с точки зрения скрытности, если кто-то застанет нас вместе. Они увидели бы палатку у меня в штанах, и мы бы ничего не смогли сказать, чтобы отрицать то, что происходит между нами.

Я сажусь на скамейку и оглядываюсь по сторонам. В последний раз, когда я был здесь, я пришел сюда только с двумя целями. Во-первых, заставить команду Бофорта пожалеть обо всем, что они сказали о нашей команде. И, во-вторых, не отвлекаться от игры даже на Лейкен.

Только одна из них была выполнена, и это было не благодаря мне.

В тот момент, когда она вошла в раздевалку и подняла этот телефонный номер, как какой-то трофей, я понял, что больше не смогу ее отталкивать. Это отправило бы ее прямиком в его объятия. И после того, как я, наконец, снова завладел ее вниманием, я не собирался позволить этому случиться.

Хотя я и не знал, что она была девственницей. Это было для меня шоком. Если бы у меня была хоть малейшая догадка, я бы никогда не привел ее на тот пляж. И даже когда я узнал об этом, у меня не было намерений трахать ее. Я не шутил, когда сказал, что она заслуживает большего, чем потерять свою визитную карточку на переднем сиденье моего грузовика возле общественного пляжа.

Она нуждалась в некотором облегчении, и я собирался дать ей это, но я никогда не собирался позволять этому зайти так далеко. Но наблюдая, как она двигается вверх и вниз по моему члену, гоняясь за собственным кайфом, я нуждался в этом. Мне нужно было почувствовать, как она сжимается вокруг меня, когда взрывается. И как только она упомянула о возможности отдать эту часть себя кому-то другому, все было кончено.

Я больше не мог отказывать ей в том, чего мы оба хотели.

И теперь, когда она у меня есть, я не могу насытиться. Она глубоко запустила свои когти, и это сводит меня с ума. Мы не смогли снова заняться сексом, потому что, очевидно, встречаться тайком — не самая легкая вещь в мире, но мы смогли проскользнуть через несколько сеансов поцелуев, от которых у меня до конца дня синели яйца.

Лейкин возвращается и улыбается, садясь рядом со мной, развязывая свои коньки и снимая их.

— Итак, как прошла работа? — спрашиваю я.

Она хмыкает, слегка посмеиваясь. — Это всегда интересно, мягко говоря. Девочки великолепны, а некоторые мальчики очень сосредоточены и целеустремлённые. Именно те, кого родители заставляют приходить, доставляют мне больше всего проблем.

— Используют тебя в качестве детского сада?

— В значительной степени, — отвечает она. — Я подумывала о том, чтобы сказать родителям, что мне нужно, чтобы они вышли на лед и помогли с ними, чтобы уменьшить вероятность получения травмы. Я полагаю, они либо сделают так, как я прошу, либо перестанут приводить своих детей на уроки. Как бы то ни было, я выигрываю.

Я посмеиваюсь и подталкиваю ее локтем. — Ты уже все продумала, не так ли?

— По большей части. — Она подмигивает мне. — О! Есть одна маленькая девочка. Ей всего шесть, но мне пришлось перевести ее в класс с одиннадцатилетними, потому что она так быстро схватывает все на лету. Она просто такая целеустремленная, несмотря на то, что так молода, и она действительно хорошо слушает.

Ее голос затихает, когда она поворачивается и видит, что я уже улыбаюсь ей в ответ.

— Прости, я делюсь слишком многим, — говорит она.

— Нет, — говорю я ей, беря ее за руку. — Мне нравится слушать, как ты говоришь о вещах, которые важны для тебя.

Она смотрит вниз, туда, где я держу ее за руку, и я понимаю, что, вероятно, мне не следовало этого делать. Последнее, что я пытаюсь сделать, — это дать ей надежду. Но то, как она улыбается мне и наклоняется для поцелуя, не вызывает во мне ни капли сожаления.

Голос Оуэна отражается от стен, затем Айзек говорит ему заткнуться, и я понимаю, что наше время вышло. Я опускаю голову и тяжело вздыхаю.

— Это мой сигнал идти.

Она посмеивается над моим разочарованием. — Я всегда могу спросить тренера, могу ли я дать вам, ребята, еще один урок балета.

Мои глаза расширяются. — Ради любви к Богу, нет.

Было достаточно плохо, что мне пришлось однажды проделать это дерьмо, да еще и перед Лейкин, если уж на то пошло. Это было убедительным доказательством того, что у Кармы есть чувство юмора. Но делать это сейчас, после того, как мы занялись сексом, — это совершенно новый уровень унижения.

Зная, что они, вероятно, уже видели мой грузовик на стоянке, это только вопрос времени, когда один из парней придет искать меня. Итак, чтобы меня не застукали, я быстро целую Лейкин на прощание и сжимаю ее руку, прежде чем отпустить и направиться в раздевалку.

— Привет, Мейвезер (Флойд Мейвезер-младший — американский боксёр-профессионал, выступавший в полусредней весовой категории.), — шутит Оуэн, начиная веселиться, поскольку он не видел меня с игры. — Как прошел твой ранний вечер?

Я закатываю глаза и кидаю ему средний палец. — Этот говнюк заслужил все, что получил.

— Что он получил, так это три шва возле левого глаза, — сообщает мне Айзек. — С каких это пор ты так грязно играешь?

— С тех пор, как люди не знают, когда нужно заткнуть свой гребаный рот. Ты хочешь быть следующим?

Айзек и я терпим друг друга ради команды, но мы ни в коем случае не друзья. Он придурок. Напыщенный, высокомерный, заноза в заднице, который думает, что он лучший во всем, потому что родители избаловали его в детстве. Даже в старших классах он считал себя крутым парнем просто потому, что его семья богаче наших.

Вероятно, именно поэтому он до сих пор не покинул дом, хотя у него есть трастовый фонд для этого.

Он полностью доволен тем, что живет на мамины и папины деньги, занимаясь чем-то продуктивным только тогда, когда приходит на хоккейную тренировку.

— Чувак, ты не видел, как кто-то