Только вместо того, чтобы успокоиться, Аля разозлилась.

Теперь, когда Аля вернула себе все, за что любила свой дом и город, она начала понимать, что ей не хватает того, что осталось в Мексике.

Смешных вещей: гигантских спелых авокадо на завтрак, острых орешков с лаймом и красным перцем, кокосового молока прямо из ореха через трубочку, пирожных «три молока».

Не хватает расплавленного солнца, гладящего плечи, недоброго взгляда богов, ласк, от которых растворяется кожа.

Не хватает чувства опасности.

В Москве холодно. Нервно. Невкусно. Зудяще неприятно. Мелко. Скучно.

Не так.

Раздражение копилось каждый день понемножку: оно рождалось от вечных заданий «надо было вчера» на работе, от воняющих бомжей в метро, от пластикового вкуса помидоров в супермаркете, от душных магазинов. Купленные за безумные деньги спелые авокадо отдавали горечью.

Вечерами она гуляла по окраинным районам, пытаясь почувствовать хотя бы слабый всплеск адреналина, но группки чумазых гастарбайтеров, шнырявших там от дома к дому, вызывали только брезгливость. Она нисколько не сомневалась, что может нарваться на неприятности, но это не было даже близко похоже на остроту жизни, которую она чувствовала в окружении мексиканских бандитов.

Ночами Аля лежала в невыносимо горячей ванне, пила вино и плакала.

Чего ей не хватало?

Мужика хорошего?

Она сняла на одной из дружеских тусовок совсем юного красивого мальчика с дерзкими татуировками, покрывающими спину и плечи, но в беседе один на один он оказался совсем еще ребенком с такими наивными суждениями, что она побыстрее перешла к поцелуям. Но его нежности больше подошло бы слово «вялость», а страстности — «торопливость». Он так старательно ее ласкал, что казалось, он учился этому по роликам с "Ютуба". Она могла бы назвать даже точные ссылки на ресурсы, откуда он брал свои приемы, она тоже там бывала.

Нашла мужчину постарше, надеясь, что у него не будет проблем хотя бы с торопливостью, но дело не дошло даже до встречи. Образованный, тонкий, уверенный в себе, вхожий в самые высокие круги, блогер с тысячами подписчиков, читающих его статьи на политические и социальные темы, революционер и узник режима… Он тут же повесил на Алю свои эмоциональные проблемы, не меньше часа каждый день рассказывая, как его не ценит начальство, что в кофейне рядом с офисом кончилось миндальное молоко, а у него непереносимость лактозы и жалуясь на бывшую жену, которая не дает видеться с ребенком под глупым предлогом, что он не платит алименты.

Раньше Аля решила бы, что это с ней что-то не так, она просто не доросла до его уровня, сейчас же она раздраженно подумала: «Что за инфантильный идиотизм?» и заблокировала его во всех мессенджерах. На всякий случай вместе с первым.

Ей страшно было подумать, что привлекающие ее мужчины, пусть даже такие наглые мудаки как Хесус, живут только там, за тысячи километров от нее. И больше нигде. Но получалось, что так — ведь всю предыдущую жизнь она тоже никогда не встречала ничего подобного…

Сдуру она поделилась этими соображениями с одной из подруг, с которой обычно трындела за кофе о всякой ерунде: скандалах в сети, новых сериалах и коллекционных палетках любимых брендов.

Конечно, не стала рассказывать обо всем, что происходило в Мексике, но задумчиво заметила, что в патриархальных странах можно найти какой-то совершенно уникальный сорт мужчин, в остальных местах уже вымерший.

— О нет… — вдруг возразила та с загадочной улыбкой. — Необязательно лететь на другой континент. Есть такие и поближе.

— Да ладно? — изумилась Аля. — Ты нашла заповедник сексуальных мачо? И скрываешь от нас?

Подруга, не поднимая глаз, возила ложечкой в чашке капучино и как будто не могла решиться все рассказать.

Аля терпеливо ждала, отсчитывая секунды по капающему за окном дождю.

— Ладно! — сказала та наконец. — Но давай ты сразу пообещаешь не учить меня жизни? Если тебе это не подходит просто говоришь: «Нет» и больше мы об этом не вспоминаем.

Становилось все интереснее.

— Клятву на крови давать? — деловито поинтересовалась Аля.

Внутри больно кольнуло воспоминанием об алтаре на вершине пирамиды. Кто знает, решись тогда Сантьяго на ее дурацкую авантюру, может, боги и подарили бы им жизнь, полную идеального секса вместо неизбежности расставания?

— В общем… Я никому не рассказываю, потому что начнут квохтать про разницу культур, про «он на тебе никогда не женится», про «русские для них подстилки». Я за него замуж и не собиралась. И лучше быть «подстилкой», которую носят на руках, задаривают украшениями и трахают так, что искры из глаз и ноги подгибаются, чем это уныние, которое с нашими Васями — он тебе чашку кофе купит и думает, что ты теперь его должна со всех сторон обслужить.

— Я уже поняла, что не русский, — вздохнула Аля в ответ на эту страстную исповедь. Эта проблема с чашкой кофе ей тоже была знакома. — А кто?

— Дагестанец… — выдохнула подруга и быстро подняла глаза — оценить реакцию.

Аля и правда была удивлена.

— Он…

— Женат, да, — кивнула та. — Ничего не хочу слышать. Им по вере можно, а мне не перед кем виниться. Зато во всем остальном… Ты бы знала!

Аля знала. Она знала что-то свое.

Но что, если ей действительно больше подходят такие мужчины? Почему бы не попробовать? Вдруг окажется, что Мексика так запала ей в душу только потому, что она всю жизнь искала опасных и жестоких возлюбленных, и вот, нашла наконец?

Поэтому подумала — что она теряет? После путешествия в одиночку, после плена и бандитских войн, что ей стоит сходить на мирную тусовку друзей любовника ее подруги? Вдруг да случится чудо?

Но чуда не случилось.

Да, это были суровые смуглые и бородатые мужчины с черными глазами. Они с пугающей легкостью выкладывали пистолеты на стол, они говорили на незнакомом языке. С женщинами обращались по-хозяйски, взгляды были липкие и жадные, дела обсуждали только с мужчинами. И даже еда их была тяжелой, острой, жирной. Все ровно, как Аля рассказала подруге про жизнь в мексиканской банде, когда уговаривала взять ее с собой.

Но — не так.

Она была даже готова к этим взглядам, памятуя о том, что уважение и иммунитет к домогательствам получила, только став имуществом вожака. Но с другими обращались не лучше. Подругу ее мужчина лапал на глазах у друзей, обводя их гордым взглядом, когда она смущаясь, выворачивалась из его рук. Посылал ее то нарезать овощей, то принести еще кофе и непременно подать, встав перед ним на колени. Тогда она удостаивалась откровенного поцелуя и гордого:

— Посмотришь на кого-нибудь, кроме меня — убью!