Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ивонн завела двигатель машины и выехала из предместья. На этот раз она покончила с ним окончательно.
Однако ей предстояло уладить еще одно дело, только не здесь, а в совершенно ином месте.
Ивонн попыталась нарисовать в своем воображении картину помещения, в котором должна была состояться эта встреча: голые стены, люминесцентные лампы на потолке, мебель вся в пятнах и местами прожженная сигаретами, решетки на окнах. Именно так она рисовала в воображении тюремную комнату для свиданий.
Однако сопровождавшая ее сотрудница открыла перед ней дверь в некое подобие конференц-зала: помещение было светлым и чистым, с большим столом, сделанным из массива березы, и мягкими стульями, а также очень милым сиреневым ковром на полу.
– Комнаты для свиданий выглядят так уныло. А здесь будет намного приятнее. Присаживайтесь, Хелена придет с минуты на минуту.
Ивонн, усевшись за большой стол лицом к двери, стала ждать.
Еще бы чуть-чуть – и ее бы сюда не пустили. После того как она позвонила и попросила о свидании, представившись Норой Брик, она должна была обязательно показать на входе свое удостоверение личности. Спокойно и уверенно Ивонн вынула из своего бумажника все его содержимое и с нарастающей нервозностью принялась просматривать все отделения. В конце концов она воскликнула, что, должно быть, оставила свое удостоверение в магазине, когда расплачивалась там пластиковой картой VISA. Со слезами разочарования на глазах она стала рассказывать о том, что ради этого свидания проделала долгий путь из Гетеборга, и вот теперь ей придется ни с чем возвращаться назад.
Охранник внимательно посмотрел на несчастное лицо Ивонн, ее песочного цвета деловой костюм и ослепительно-белый, слегка приподнятый воротник блузки. Он сдержанно кивнул в сторону закрытой двери, словно это отступление от правил было их общим секретом, затем раздался щелчок, и она смогла войти внутрь. Ей пришлось сдать свою сумку при входе, и в душе она очень надеялась, что никто не станет ее досматривать и не отыщет там ее водительские права.
Дверь в конференц-зал была открытой, и Хелена вошла туда в сопровождении одной из охранниц. На ней был спортивный костюм и кроссовки. Ее короткая спортивная стрижка и ритмичная походка создавали впечатление, будто она только что пробежалась трусцой по лесу, а не вышла из тюремной камеры.
– Я оставлю вас здесь одних. Там в термосе есть кофе, а рядом в коробке должны быть еще и кексы.
Женщина-охранник вышла и закрыла за собой дверь.
– Кофе не желаете? – спросила Хелена.
– Да, с удовольствием.
Хелена налила кофе себе и гостье – от кексов они обе отказались – и села к торцу стола. «На место председателя собрания», – подумала про себя Ивонн.
– Неплохой конференц-зал, – сказала она и огляделась вокруг. – Полагаю, что далеко не у всех заключенных проходят здесь свидания. Должно быть, у вас образцовое поведение, раз вы пользуетесь такими привилегиями.
Хелена ничего не ответила.
– Вы, безусловно, ведете себя превосходно. И вероятно, даже гладите рубашки самому начальнику тюрьмы.
– У вас ко мне какое-то дело? – спросила Хелена с некоторым безразличием в голосе.
– Да, но для начала мне хотелось бы принести вам свои извинения за случившееся во время нашей предыдущей встречи. То, что вы увидели в вашей спальне, больше не повторится.
Голубые глаза ее собеседницы озадаченно посмотрели на нее, а затем Хелена рассмеялась:
– О, надеюсь, что мое присутствие не слишком вас смутило. Вы так стремительно удалились.
– Мне было очень стыдно. Я понимаю, что мы сильно оскорбили вас, и поэтому мне бы хотелось от всей души попросить у вас прощения.
Хелена расхохоталась, словно услышала слова ребенка, неосознанно сказавшего нечто очень смешное, а потом спокойно заметила:
– Меня приговорили к десяти годам заключения. И мне не приходится надеяться на то, что все это время мой муж будет хранить мне физическую верность. И мне нет никакого дела до того, как он будет себя вести. Но я считаю, что использование для этой цели домработницы – разумное решение данной проблемы.
– Вы очень расчетливая женщина.
Хелена слегка пожала плечами, взяла чашку и отпила кофе. Ивонн обратила внимание на то, что ее ногти были коротко подстрижены, но при этом тщательно обработаны и покрыты бесцветным лаком.
– Не стоит излишне усложнять ситуацию.
– Причиной моего стремительного ухода тогда было не столько чувство стыда, сколько страх, – продолжила Ивонн. – Я тогда думала, что вы убиваете всех любовниц своего мужа, которых застаете с ним.
– Ах вот в чем дело!
Хелена с выражением полного равнодушия продолжала смотреть на собеседницу.
– Но мы обе знаем, что это далеко не так.
При этих словах ни один мускул не дрогнул на лице жены Бернхарда.
– Бернхард обо всем мне рассказал. Он рассказал о том, как произошло это преступление и кто настоящий убийца.
Если Ивонн ожидала увидеть ее реакцию, то ей пришлось разочароваться. Эти слова не вызвали у Хелены ни капли смущения или, по крайней мере, изумления. Она продолжала смотреть на Ивонн с выражением вежливого внимания, словно речь шла о недомоганиях во время менструации или неприятностях на работе.
– Почему вы взяли на себя преступление другого человека?
– Бернхард не вынес бы тюремного заключения, – напрямую ответила она. – Он бы сгинул здесь. Я взяла на себя его вину только из-за любви к нему и только потому, что хотела уберечь его от этой участи.
– Значит, мученица, – констатировала Ивонн. – Я так и думала. Однако если вы надеетесь на то, что вас канонизируют, то у вас плохие шансы. Те кандидаты, которые берут на себя грехи других людей и страдают во имя их избавления, не пользуются особым расположением в Ватикане. Там придерживаются мнения, что такое оказалось под силу только одному человеку и нельзя ставить себя с ним в один ряд. Это расценивается как… да, как дерзость.
Хелена расхохоталась от души:
– Вы слишком серьезно к этому подходите. Конечно, я бы могла не брать на себя вину Бернхарда, тогда бы ему самому пришлось все это расхлебывать. Это целиком вопрос целесообразности. Кто – то должен понести наказание. И я лучше его подхожу для этой роли. По сложившемуся уже жизненному укладу это больше подходит мне, так как у меня нет проблем с дисциплиной и у меня нет боязни замкнутого пространства. Когда я выйду на свободу, смогу продолжить свою работу медсестры. В деле ухода за больными всегда требуются руки. А на карьере Бернхарда тюрьма поставила бы крест. В его работе нельзя вот так запросто явиться после пяти-шестилетнего отсутствия и продолжить с того места, где когда-то остановился.
– Значит, у вас все здорово?