Не желая расталкивать Бутси и сажать его пьяного за руль. Той сдернул с вешалки старый отцовский плащ и укрыл пьянчужку. Погасил свет, вышел из бара и запер дверь.

Посреди двора он остановился на миг, вдохнул запах прелой земли и осени. Зачем вообще людям дома? Ему стены без надобности, и сейчас, когда стен вокруг нет, от радости дрожь пробирает.

Рас Белинджер сидел в грузовичке, воображая, как рад будет наконец расквитаться с Мозесами. Они лишили его дохода, украли сына, а его самого выставили идиотом. Они за все заплатят, заплатят сполна. Все, что нужно для осуществления плана, уже есть. Осталось лишь выбрать время.

Бара не видно, он с другой стороны дома, лишь ореол от фонарей во дворе. Посетители сперва прибывали, потом разъезжались, друг за другом. Когда погасли огни, было уже далеко за полночь. Рас насторожился: что бы это значило? Никогда прежде он не видел, чтобы во дворе у Мозесов погас свет. Ни разу.

До рассвета не меньше часа. Может, пробраться к Мозесам, пройтись вокруг дома? Схватить Блэйда и бежать с ним? То-то он полюбуется, каково будет этим ублюдкам – проснутся утром, а парня и след простыл!

И вдруг в боковом дворе замигал огонек. Свет в кабине грузовика Тоя. Сквозь тьму проступили силуэты грузовика и Тоя Мозеса. Рас видел, как рослый Той просунул руку в кабину и достал ружье. Вынул из-под сиденья жилет и надел. Охотничий жилет. Закрылась дверца кабины, и двор вновь погрузился во тьму. Через миг заплясал луч карманного фонарика, удаляясь от дома, и Рас домыслил все, чего не видел. Той Мозес идет прочь со двора к лесу, за плечами ружье. «Ружье-ружье-ружье» – вертелось в мозгу у Раса, звенело и жужжало, жужжало и гудело – вот так удача, удача, удача – можно отомстить прямо сейчас, а потом осуществить и изначальный план – проще простого, как пирожок съесть, и даже слаще.

Узкий ручеек вился через выгон Мозесов, петлял вдоль восточной границы угодьев Белинджеров и устремлялся на север, к ферме Хэмпстедов.

Той пробирался вперед, не следуя в точности изгибам ручья, но и не теряя его из виду. В предрассветных сумерках легко заблудиться в густом лесу, если не обращать внимания, на каком ты берегу и куда течет вода. Он, конечно, нашел бы дорогу, да не в том дело. Главное, что минуты эти – украденные, каждая на счету, не хотелось бы омрачать их тревогой. Он будет свободен, как вода ручья. А когда рассвет позолотит небо – а рассвета ждать уже недолго – будет пить его жадно, залпом, до дна. Он пришел сюда не охотиться (и ружье-то взял непонятно зачем), он пришел принять крещение – единственное, в которое верует, другого он не признает. Погружение в тишину, помазание жемчужным рассветом.

Когда Той достиг первой большой излучины. Рас Белинджер добрался до дома. Тоже достал ружье, пересек двор и исчез в лесу. Он понятия не имел, куда направлялся Той Мозес, но охота есть охота. Читаешь следы, пытаешься влезть в шкуру своей добычи – и ни звука, ни шороха.

В иные минуты перестаешь думать. Перестаешь мечтать. Ни о чем не просишь, ничего не желаешь, ни в чем не нуждаешься – просто живешь. Так встретил Той Мозес жемчужный рассвет. Просто жил. Сидел на корточках на берегу и смотрел в воду – как она светлеет, точь-в-точь как небо. По воде плыл рыжий листок. Одинокий листок с загнутыми краями – яркое пятно на звонком серебре воды, и Той не мог оторвать от него глаз, так он был прекрасен.

Когда Той рухнул ничком, ему почудилось, будто листок несется ему навстречу, летит стрелой, а вместе с ним – вода. Успел подумать: вот так лист, что вытворяет – как вдруг услышал сухой щелчок и понял: его подстрелили.

Миллард Хэмпстед и его приятель Скотти Дюма (он жил в городе и пару раз в год наезжал к Милларду поохотиться) вышли в лес ранним утром. Они собирались стрелять белок, но Скотти вдруг увидел кабана и попросту не мог не пальнуть – наугад, в горячке он перестал соображать. Для городского человека редкая удача встретить секача, тем более подстрелить и повесить кабанью голову над камином, и Скотти не хотел упускать случай.

Случай он не упустил, зато упустил кабана, но так ничего и не понял. Кабан метнулся назад и принялся ломиться сквозь чащобу, а следом за ним и Скотти.

– Сейчас я его! – крикнул он через плечо Милларду.

– Ты что, сдурел? – заорал в ответ Миллард. – Ранишь кабана – разъяришь его, да и только. Секача из мелкашки не убьешь!

Скотти не слушал, все гнал кабана. Миллард крикнул: вылезай из кустов, плохо кончится! – но Скотти решил во что бы то ни стало добыть трофей. Если он попал, кабан рано или поздно начнет слабеть. И тогда дело за одним выстрелом.

Скотти рвался туда, где исчез кабан, и вскоре вышел на берег, где только что был Той Мозес.

Кабана и след простыл. Скотти подошел к ручью, заглянул в воду – и чуть не рухнул.

– Миллард! – завопил он. – Миллард, скорей сюда! Я подстрелил Тоя Мозеса!

Рас Белинджер напал на след Тоя и ни разу не сбился. Земля после вчерашнего дождя мягкая, палые листья скользят под ногой. Идти по следу Тоя так же легко, как если б он нес дырявый мешок с кукурузой. Выстрел – значит, он почти у цели. Не иначе как Той белку подбил. Последнюю в жизни – вряд ли до его прихода успеет добыть еще одну. Что бы ни делал сейчас этот ублюдок, все в последний раз.

И в тот же миг он услыхал шум – сначала треск веток, потом вопль Скотти: я подстрелил Тоя Мозеса! Надо бежать без оглядки – никто и не узнает, что он был здесь, в лесу. Да не все ли равно? Не он ведь нажал на спуск.

Рас кинулся на звук голосов (теперь их было два), и когда добежал до ручья, то увидел: двое идут вдоль берега. Один – Миллард Хэмпстед, белый как простыня.

– Боже мой, Скотти! – твердил он. – Кажется, ты его убил!

Скотти ответил, что наверняка Той жив, а Миллард возразил: судя по тому, сколько в воде крови, точно мертв, – и тут из леса выбрался Рас Белинджер и, как добрый сосед, предложил помочь доставить беднягу к врачу.

Той, конечно, не услышал ангельского хора, хотя один-единственный раз ему почудилось, будто ангел звал его по имени. Боль была такая, что, если бы ангел велел ему следовать за собой, он бы не сопротивлялся.

До города он добрался в кровавой дымке. Всюду кровь – пропитала одежду бурлила в горле, мешала вдохнуть. Пуля задела легкое. Той знал это. Как знал и то, что быстро теряет кровь.

Он смутно помнил, как его вытащили из воды и понесли бегом, толкаясь. «Мой грузовик вон там, на пригорке…» «Кладите сзади и кто-нибудь садитесь рядом, держите его…» «Если успеем довезти до города, пока не истек кровью, это будет чудо…» «Эта рухлядь не может ехать быстрее?»

Их было трое, его спасителей. Миллард, Скотти и, кто бы вы думали. Рас Белинджер. Может быть, он-то и подстрелил его, но Скотти все каялся и каялся. Или Тою чудилось, что это Скотти. Все звуки доносились будто издалека, три голоса сливались в один, и откуда-то все слышался странный тихий хрип – Той не сразу понял, что хрипит он сам. И вдруг ему показалось, будто он парит над остальными, смотрит сверху вниз – и захотелось сказать им: полегче, парни, потише. Слишком драгоценна жизнь, чтобы проживать ее в спешке.