Топор и плаха скучны и бесстрастны, не в пример кухонному ножу. Профессиональные сыщики никогда не ищут себе дополнительных приключений, тщательно сторонятся бурных, не рассчитывают на чудо, в повседневной работе больше всего ценят собственную беспристрастность, отпуск и легкие дела, мы же трое – любители, и этим все сказано.

А я не против фортуны, что мне досталось – то и ладно, тем более, что это все не прямо сию секунду, а завтра с утра начнется. Сегодня же, остаток вечера и до утра, и Света, и браслетик непонятный останутся сами по себе.

Повеселились мы знатно, однако скромно и двое из троих все время держали ушки на макушке, но – полная тишь и гладь весь оставшийся вечер была нам наградой за суетный день.

Светка попыталась затащить нас в гости, обещая дискотеку и женщин, в лице себя и Таты, ее подруги, но мы не клюнули на эту приманку. Не потому, что против секса, весьма вероятного при надлежащем проведении дискотеки, а чтобы не запутать след, и без того жиденький. Поставили магические запреты на вторжение, причем пришлось тянуть жребий, где кому – снаружи и внутри ставить. Мне опять же без разницы: что выпало, то и подобрал. Я особо изгалялся со способами защиты, но, конечно же, подвесил запорчик с секретом: внешне это выглядело как простая магическая оборона, такая, которую многим по силам выставить и преодолеть. Естественно, что когда я говорю «многим», я не имею в виду совсем уж домжей, оборотней, вампиров и прочую мелкотравчатую мусорную гопоту, нет, многим, в моем магическом разумении – это относительно многим, из крутых, из тех, в ком до хрена дурной, лютой, хищной и иной сверхъестественной мощи. Они – да, могут поломать мою видимую защиту. Но ту, подспудную, закрытую от любого глаза, которая непосредственно защищает самую Светкину жизнь и физическое здоровье – ни фига! Тут уж я вогнал такое – мама не горюй! Просто мне Светка очень понравилась, без какой бы то ни было любови и корысти. Не бывать ей мамой моего сына, не бывать и долгосрочной возлюбленной, и в шахматах она мне не конкурент, и в физике «не волокет», и по жизни мы изрядно разные… Но – чем-то прищемила она мне мое человеческое сердце и в обиду я ее не дам. Добро бы хоть очень умная была… Восемь против одного, что и в так называемой плотской любви ничего нового и особенного я от нее не увижу. Что? Да ну, не смешите меня: какая может быть влюбленность в моем положении, даже при всем моем пристрастии к человеческому образу жизни и мыслей… Нет, конечно, безусловно – нет. Однако: она под моей защитой, и горе любому, кто посмеет отнять у меня игрушку, которая мне еще не прискучила!

– Бергамот, чаю! Сделай-ка с лимоном, дорогой, специально прошу.

– Боливар! Материализуйся. Иму Сумак нашел? И все? Ладно, приготовь к прослушке обе, если забуду – напоминай раз в сутки. Пшел. Боливар! А разве на этот раз, на второй раз я велел тебе материализоваться? А? Ладно, виси смирно предо мной как есть. Я тебя вернул сейчас, чтобы поблагодарить за найденное файло. Молодец. И то, что ты запомнил предыдущее пожелание и действовал в соответствии с ним – тоже правильно. Иди, дружище. Но не зазнавайся перед другими джиннами!

Да, надо будет обуютить дом: сделаю их постоянно материальными, награжу характерами, личностями, назначу старшего… Хотя он у меня и так уже есть.

– Бруталин!

– Да, сагиб.

– Назначаю тебя старшим по дому и наделяю тебя свободой воли в известных пределах, не выходящих за рамки безусловной преданности мне и моим интересам. Вернусь из Пустого – сформулируем вместе и почетче. Под твое начало отдаю остальную домашнюю орду.

– Бергамот! Боливар! Баролон! Баромой! Брюша! Все, что ли?… А! Бельведор! – Это я чуть не забыл балконного джинна. Бельведор занимается панорамой, пейзажами, что открываются мне из комнатного окна, точнее – и с балкона-лоджии, и из кухонного окна. У него узкие, но большие полномочия, он может многое: захочет (учуяв мое хотение, разумеется) – и будет мне вид на марсианские камни и синие закаты, захочет – подводный мир побережья Красного моря, во всем своем карнавальном великолепии, станет култыхаться за моим кухонным окном. А с балкона в это же время как обычно – самый излюбленный мой пейзаж: кривая городская улочка будничной сказки Вековековья. Иногда, но очень-очень редко, я позволяю (Бельведор позволяет) пробиваться сквозь окно запахам и звукам, в исключительных случаях – окна как бы совсем убираются – иллюзия полного контакта с заоконьем: можно даже пальцем ткнуть в малахитовую стену соленой воды или высунуть ладонь в разреженную атмосферу марсианской пустыни, или ее же под посадку бабочке, впорхнувшей на миг из опушки июльского леса… Я и высовывал, кстати, да только давно уже утратил вкус к подобным экспериментам. Да ну на фиг! Кисть руки мгновенно лопается во все стороны на ледяные брызги и лохмотья, и Марс за доли секунды успевает высосать через мою искалеченную руку полтора-два литра крови… Встрясочка для мозгов та еще! На Луне эффект вакуумной бомбы несколько сильнее даже, чем на Марсе, но… ожидаемее как бы: Луна бесчеловечна не только по сути, но и на озирающий взгляд, Марс же… Простой смертный мгновенно потерял бы сознание от болевого шока и кровопотери, да и помер бы без следа и покаяния, а мне в таких случаях всегда везет на здоровье и возможности. Бельведор молчит, как ни в чем ни бывало, ждет дальнейших указаний, никакой вины не чувствует за собой – и это правильно, он действует только в рамках своих обязанностей. Прикажу – будет, конечно, причитать да сочувствовать, лысой головой горестно покачивать…

Одно дело – когда по ходу жизни и приключений подобное случается, а совсем другое – дурацкие опробования, от которых, кроме вполне предсказуемых эффектов, ни проку, ни удовольствия. Этак проще взять молоток и день-деньской выстукивать у себя на голове похоронные марши. Но один раз испытать – вполне терпимо, и я не жалею, что попробовал марсианского вакуума, проверил, так сказать, на практике теоретические познания в физике. Помню, что у меня тогда хватило духу и научной смекалки не позволить Бруталину немедленно восстановить мне кровь и руку, а вырастить все это за час. И вот я как дурак сижу в своем кресле, пялюсь на руку, другой кружку с чаем держу – а она потихонечку растет: сначала сплошная сторона кисти показалась, потом разом набухли из торца ее тупые отростки, четыре рядом – пятый чуть в стороне, – пальцы. Потом и до ногтей очередь дошла; я, грешным делом, не мог предугадать – стриженые ногти будут, нестриженые, или не совсем такие, как были в последний миг? Стриженые оказались, подпиленные даже. А вот если бы я туда не руку, а голову выставил? Тогда что? Ответ прост и ожидаем: ничего особенного. Эффект был бы даже скромнее, чем когда я сунул руку. Ничто человеческое мне как бы не чуждо, но именно «как бы». Если воздействие на мой организм сравнимо с тем, что испытывают в повседневности и в экстремальных ситуациях обычные люди, то и реакция на них… хочет… пытается… старается… Точно: реакция на них старается не отличаться от людской и я могу испытывать приступы морской болезни, дрожать от холода, потеть, испытывать горечь, жажду и вожделение. Но стоит лишь обстоятельствам перейти некую грань – меняются и мои реакции на них. Рука – почти по локоть взорвалась и отлетела клочьями, а голова… Не знаю даже. Скорее всего, глаза вытекли бы, ослепив меня на минуту. А может быть и этого не было. Вот когда я вышел на этот самый Марс в одних трусах и тапочках – не то что бы треснуло-лопнуло во мне чего-то там – кроме эффекта гусиной кожи ничего не случилось! Холодно, пасмурно (на экваторе в полдень!), разреженно (ха-ха!), звуки ни к черту, но и только. Тапочки и трусы, правда, моментально пришли в негодность и слетели с меня, оставив с голой ж… скакать среди камней по Марсу в поисках Аэлиты. Шутка. Вот будет хохма, кстати, если очередной «Маринер» их найдет, фрагменты трусов моих. «Маринер» вроде, а? Надо бы уточнить, какая там нынче программа полетов.