– Дыши, дыши, Вил. Озоном и кислородом, но молча, не то градина прилетит и закупорит тебе бронхи и болтливый рот.

Вил замолчал и запыхтел, изображая усиленное вдыхание кислорода.

– Вилечка, ты правду рассказал? Что некоторые умеют двумя мозгами думать?

– Конечно врет нахально. Ну, скажи ей, что затих? Уже надышался, что ли?

– Типа того. Гляньте, люди… Стихает. Все, что ли? Выжили?

– Похоже на то… Всем стоять, как стояли! Подождем для верности еще пару минут, из-под зонтика никому не выходить, целее будем.

– Ой, мальчики, вы только поглядите на этот кошмар! Вот это да! – Света стала теребить мужчин за локти, а сама уткнулась носом в прозрачную оболочку зонта, чтобы получше все рассмотреть – дождевые дорожки и капли на оболочке весьма затрудняли это. Филарет, видимо сочтя обстановку безопасной, одной правой рукой мгновенно свернул зонтик в короткий и отнюдь не толстый тубус, положил его сверху снаружи на наплечную сумку под мышкой и осторожно высвободил локоть левой из-под Светиной ладони. Пейзаж действительно вдохновлял на сильные эмоции. Они словно бы оказались в центре почти правильного круга, диметром в метров сорок, очерченного разрушительной работой стихий. Самым странным выглядел ближайший краешек воды. От остальной поверхности его отличала некоторая «стеклообразность», студенистость, вызванная тем, что именно туда просыпался небесный ледяной горох и наполовину раскис в относительно теплой воде. Если судить по суше – выпала на нее месячная норма осадков, только замороженных. Но в воде эта норма быстро таяла, а в той части суши, куда выпал град – все еще было белым-бело, почти по щиколотку.

– Боже мой! Все листья побило. Град, посмотрите, все листья с кустов содрал! Бедненькие. Какой ужас! И ветки, смотрите – ветки все поломаны! И с деревьев листья сбило. Филя, а они теперь погибнут?

– Кто, деревья?

– Да. И кусты. Погибнут, да? Они же листьями дышат?

– Не должны бы. Корни-то целы. Кора на стволах также не попорчена. Поживут еще.

– Выживут. Если только не простудятся и не умрут от переохлаждения. Давайте будем согревать их своими телами, пока не поздно. Я возьму на себя ольху, а Фил пусть срочно бежит к той березе. Света, ты будешь помогать мне, согревать грудью это прелестное деревце.

– Как это? Виля, ты серьезно? Ты меня разыгрываешь…

– Как нельзя более! Идем, сначала потренируемся смыкаться, подходить синхронно вдвоем, вон там, на теплой траве, нетронутой злыми стихиями.

– Разыгрывает. Игрун он у нас, так сказать, антифилософ, если судить по результатам речевой и мыслительной деятельности

– Опять ты своими… шуточками. Я сначала думала, ты серьезно. Ура, ура, ура! Ура! Мне снова повезло!

Филарет с еле заметной улыбкой покивал Светиным крикам, полюбовался на небо, окрестности, и окончательно решил, что гроза миновала.

– Зонтик убираю. Ну, что за ура? В чем повезло?

– Синяка не будет. Вот, Вилечка, смотри, Филя – вот, только еще красное пятно осталось.

– Хм… Действительно… Кто бы мог подумать? В былые годы Илья-Пророк этакой градиной с первого залпа мамонта заваливал! Эх, все мельчает…

– Ну уж, мамонта, – Фил заулыбался, причем настолько добродушно, настолько нехарактерно для себя, что Велимир вздрогнул и мгновенно поджался в единый ментальный мускул, внешне, впрочем, оставаясь как был: одна рука плечо чешет, другая Свету за пальчики ловить пытается…

– Ты чего, Светик, я же только синяк посмотреть. А? Что – «ну уж»? А, Фил?

– Я говорю: как же это «все мельчает», если мамонту каюк, а нашей Светлане Сергеевне даже синяка не досталось? Напротив – все крепчает.

– Что такое? – У девушки глаза распахнулись так, что недоброжелатель, либо человек равнодушный к женской красоте, назвал бы их, пожалуй, выпученными…

– А что такое, Светик?

– Мальчики, посмотрите: вся буря была вокруг нас, только вокруг нас, а вдалеке везде все как было, так и осталось нетронутым. И кусты, и листья… И снега с градом нет!

– И что с того, подумаешь? И вблизи везде все как было, кроме малюсенького кусочка береговой полосы. Научный факт.

– Да, но как же так может быть? А, Филечка?

– Что именно? – Филарет вновь отвлекся от своих дум и повернулся к девушке.

– Как это понимать, что вся буря была только над нами, а нигде больше?

– Откуда я знаю? – Ответ прозвучал грубовато, и Филарет, кинув взгляд на обиженное лицо девушки, поспешил поправиться. – Главное, друзья, что с нами все в порядке и даже без синяков обошлось. Никакого ущерба общему делу и твоей красоте! Точнее, наоборот, в порядке убывания важности: твоей красоте и нашему делу. – Света улыбнулась, но все равно в глазах ее мерцало сомнение: серьезно говорит Филарет о ее красоте или насмехается?…

– Это дело мы обязательно отметим и обсудим. И обдумаем. Сегодня же. Но у нас работа, Светик, и я ее пытаюсь делать, понимаешь? Осмыслить все факторы, обшарить умом и взглядом местность. И я тоже нахожусь в некотором недоумении, но готового ответа у меня нет. Если же ты спросишь у Вила, он тотчас тебе насыплет объяснений полный фартук – вон как ему не терпится все объяснить! Расскажи нам, Вил, с чего бы такое чудо на нас накинулось?

– Элементарно, Ватсон! День, напоенный солнцем и летом, был неподвижен и тих. Бирюзовое море ласково облизывало пустынный пляж, доверху наполненный чистейшим песком из драгоценного белого кварца мелкого помола, над лагуной ни единого обл…

– Без прелюдий, самую суть.

– …блачка. Все испортил. Типа, разница потенциалов электростатического напряжения почвы, воздуха и нижних слоев стратосферы породила редчайшее явление – дыру, в которую и устремились холодные воздушные потоки вместе с электрическими разрядами. Но что же послужило ножом, рассекшим ткань июньских буден, спицей, проткнувшей бурдюк с осадками, шипами, разорвавшими хрупкое равновесие природы?

– И что? Кто, я? Как это?…

– Да, дорогая Света, именно ты! И Фил, и я – вот имена тех трех шипов, что…

– Как это три шипа? При чем тут мы?

– Мы, это только повод, проводники электрических разрядов. Но ты вся дрожишь, малышка, иди сюда, я обниму тебя…

– Ничего я не дрожу. Это просто нервное. Виля, пожалуйста, стой там, где ты стоишь, а я здесь постою.

– Ну так прильни все равно, хоть рукою к руке, нервы – это еще главнее, чем психика, это самое важное в нашей соме, если не считать кишечника. Нет, ты глянь: этот браслетик словно на тебя сшит, и не подумаешь, что подобран хрен знает с каког…

– А мне нравится!

– И мне тоже. Ну так ты собираешься ко мне прильнуть, в самом-то деле???

– Вилечка, ты с испугу шалишь, я понимаю. Ты сам испугался бури, я же вижу. Ну, пожалуйста, не мешай мне причесываться… – Велимир состроил разочарованное лицо, демонстративно попятился от девушки на два шага, выбрав направление так, чтобы она оказалась между ним и Филаретом, и попытался коротко передохнуть: взгляд Фила не то что давил – он просто жег ему затылок и спину, и Вил старался быть готов ко всему. Неужто ударит? Рукой далековато, но есть в природе и возле нее иные возможности, а сил ему не занимать, видно орла по помету…