– Чтоб не забыть: вся выручка пойдёт в фонд восстановления разрушенных деревень, – сказал он.

Я посоветовал Ване обратиться к международным организациям – может быть, они помогут с цехом.

– Всё производство помещается в одном трайлере, питание у него автономное. Я специально копался в каталогах, – подхватил Ованес.

Ушёл он не совсем разочарованным. Я проявил интерес к его проекту. Идея была ничем не хуже той, что мне приходилось услышать на семинаре в Москве. Там один миротворец предлагал высадить десант таких же, как он, энтузиастов в зону армяно-азербайджанского противодействия в Карабахе. Голыми, с детскими флажками и свистульками, мужчины и женщины должны были заполнить зону между передовыми позициями. При этом докладчик демонстрировал подробнейшую карту боевых действий, которую он позаимствовал у военных.

– Откуда у него такая карта, если он не провокатор? – так отреагировал на своего коллегу в кулуарах один видный конфликтолог.

Мы долго работали над проектом. Решили не засаживать зону конфликта привозными кустами облепихи. Взамен я предложил фундук. На Западе на него большой спрос, особенно в пищевой промышленности. Растёт прямо в зоне конфликта. Из-за этого фундука столько крови люди пролили, не могут поделить. По проекту же можно организовать совместный сбор этого продукта и поделить доход. Ваня взял тайм-аут.

– Надо в литературе посмотреть, посчитать, – сказал он.

Когда проект переслали в одну из международных организаций, там у них закончился бюджетный год. Надо было ждать, когда начнётся новый. Помню, когда мы выходили из офиса этой международной организации, Ваня решил на некоторое время задержаться.

– Попрошу прислать мне письменный ответ на бланке, – сказал он.

Кто знает, чем бы кончилась история с фундуком, но поспело новое событие… Всё началось с присоединения Грузии к Конвенции ООН «О правах ребёнка». «Не противоречит интересам государства» – с такой резолюцией в парламент было послано заключение из нашей организации по поводу конвенции. (…)

В то утро Ваня пришёл возбуждённым.

– Как же страна присоединилась к конвенции, если нет её аутентичного перевода на государственном языке?

– Далась тебе эта конвенция! Вон сколько конвенций с бухты-барахты ратифицировали, и никто не заикнулся о наличии перевода.

– Но я сделал перевод, – сказал он мне, – и вот ещё я принёс примерный устав НПО, работающего по правам ребёнка.

Я сначала не понял, о чём речь.

– При чём тут конвенция и твоё НПО – научно-производственное объединение?

Ваня не стал акцентировать моё невежество насчёт второго значения аббревиатуры НПО, а деловито продолжил:

– НПО – это неправительственные организации. Здесь вы их называете на английский лад «Эн Джи О». Вот вам проект устава организации.

Мне тогда трудно было судить о качестве проекта, потому что это было нечто новое для нас. Я знал, что в городе уже было одно НПО, или «Эн Джи О». Группа ловких парней устроила из него кормушку. Известно было также, что был учреждён институт «Открытое общество – Грузия», который такие начинания финансировал. На первых порах те, кто имел к нему доступ, тщательно скрывали адрес, поэтому в народе его называли «Закрытое общество – Грузия».

Я не мог не отозваться высоко об энергии и эрудиции Мирояна. Более того, позволил себе фразу, что, будь моя воля, работал бы Ваня в нашей конторе. Я говорил и думал: «Вся драма этого человека не в том, что он опережает время. Тогда его вообще держали бы за сумасшедшего. Он идёт в ногу со временем, в отличие от нас, которые отстают. Поэтому он – только чудак, обречённый коллекционировать ответы-отписки на бланках разных организаций».

Я ещё раз повторил фразу насчёт того, будь я…

На следующий день в канцелярию нашего заведения поступило заявление от Ованеса Мирояна о принятии его на работу. Начальство ввергло в панику подробное юридическое обоснование Ованеса его желания стать нашим коллегой. Впрочем, отговорку нашли быстро – организация полностью укомплектована. Получив отказ, Ваня написал второе заявление, а потом третье. Делал это он с периодичностью, обозначенной в процедурных требованиях о времени, которое даётся на рассмотрения заявлений граждан. Уже звучали грозные нотки, обещания жаловаться в более высокие инстанции.

С этого момента меня стали называть другом Мирояна: «твой друг звонит», «твой друг пришёл». Первым от моего друга начал прятаться я, потом уже другие сотрудники, которым приходилось соприкасаться с, как они говорили, «ксивами» Мирояна. Я пояснил руководству, что знаю Ованеса Мирояна давно. Отметил его верность принципам, культивируемым в новое время, и так далее. И тут же добавил, что отдаю себе отчёт в том, что не мне принимать решение, кого брать на работу в нашу организацию, и протекцию я никому не составляю.

Во время всей этой катавасии мне вспоминалось, как Ваня расправлялся с начальником у себя в НПО, который оскорбил его.

Но прошло время, и до ушей руководства дошла не то сплетня, не то информация. Когда-то в молодости Мироян занимался спортивной гимнастикой и упал с турника, когда «крутил солнце». Ударился головой и через некоторое время начал говорить невероятности. Даже лежал в больнице после этого. Официальный запрос в медицинское учреждение информацию подтвердил. Начальство несколько успокоилось, в организации даже заговорили:

– Жалко человека. Такой способный!

Ваню специально вызвал на беседу один из заместителей, который сказал ему, что ценит активную гражданскую позицию Ованеса. Потом заговорил о больших нервных нагрузках, с которыми сопряжена работа в нашей организации, намекнул Ване, что ему ведомо о некоторых деталях прошлого. Справился о его семейной ситуации, обещал помочь.

После этого наступило затишье – Ваня ничем не давал о себе знать.

Недели через две он пришёл к нам на приём.

– Вас господин Мироян спрашивает, – сообщила мне секретарша.

Ваня сильно посерел, похудел за время отсутствия. Его НПО, то есть научно-производственное объединение, закрылось. Теперь он безработный и не знает, как содержать семью, больную жену и дочь-абитуриентку. Но в глазах его по-прежнему был блеск.

– Я получил письмо от французского президента… Помпиду, – эту фамилию он произнёс со смаком, как будто теннисный мячик три раза скакнул по столу. Хотя явно путал, ибо в то время главой Франции был Миттеран.

– Видно, дело с моим НПО, или по-вашему «Эн Джи О», пойдёт, – добавил он.

Ваня извлёк из папки красочный бланк канцелярии президента Франции с факсимильной подписью. Я не знаю, что было написано в том письме. Я не владел французским.

– Представьте себе, от документа исходило такое благоухание! – заметил Ованес. И тут последовали длинные и компетентные рассуждения о культуре запахов, в которой поднаторели французы.

Я, в этот момент державший бланк в руках, поймал себя на невольном желании эту бумагу понюхать.