Лаеннек изобрел стетоскоп (от греч. στήθος – «грудь» и σκοπέω – «исследовать») и провел остаток жизни, экспериментируя с дизайном. В итоге у него получился прибор, почти неотличимый от слуховых рожков для слабослышащих. Также Лаеннек научился различать с помощью стетоскопа звуки грудной клетки при плеврите, эмфиземе, пневмонии и конечно же при туберкулезе. Изобретение дало врачам еще одну измеряемую величину – частоту пульса, – которую можно было сравнить с обобщенным «нормальным» показателем. Так в их черных кожаных саквояжах поселился важный диагностический инструмент.

Стетоскопы вызвали большой ажиотаж среди парижан, которые могли позволить себе их купить или хотя бы похвастаться, что их врачи пользуются этим прибором. По словам специалиста по XIX веку Кирсти Блэр, вместе с этой вспышкой популярности началось «растущее увлечение медициной и популяризация работы сердца, кровообращения и пульса»132.

Вскоре после женитьбы в 1824 году у Лаеннека появился ряд симптомов, которые включали слабость, кашель и одышку. Покинув Париж ради более благоприятного климата Бретани, он почувствовал некоторое улучшение, но вскоре его состояние ухудшилось. Возможно, не желая принимать то, что он уже знал, Лаеннек отдал свой стетоскоп племяннику, попросив его аускультировать грудную клетку и описать звуки, которые он услышит. В результате диагноз оказался ужасающим. Лаеннек страдал от «чахотки», болезни, которую он своим изобретением сам помог осветить. Рене Лаеннек умер от туберкулеза 13 августа 1826 года. Ему было 45 лет.

Сегодня туберкулез остается серьезной проблемой здравоохранения, особенно в развивающихся странах, где социально-экономические условия и плохая медицинская инфраструктура затрудняют получение антибиотикотерапии продолжительностью в несколько месяцев, необходимой для лечения туберкулеза с множественной лекарственной устойчивостью.

Тем временем стетоскоп с момента своего изобретения претерпел огромные изменения, но основная концепция осталась прежней. Рассчитанную на два уха (бинауральную) версию изобрел в 1851 году ирландский врач Артур Лиред, и на следующий год она была запущена в производство. Стетоскоп остается первоочередным инструментом врача при выслушивании сердца и легких пациента. Еще его применяют для проверки состояния кровеносных сосудов, например сонной артерии, где четко слышен звук крови, текущей через препятствие.

И хотя стетоскоп больше не обладает той привлекательностью высокой технологии, которая была у него в Париже XIX века, в исследовании 2012 года он побил хирургические костюмы, молоточек для исследования рефлексов, отоскоп (штуку, которую вставляют в ухо) и ручку в качестве медицинского оборудования, ассоциирующегося с самым высоким доверием к образу врача133.

Доктор Лаеннек мог бы гордиться.

Спустя немногим более века после изобретения Рене Лаеннеком стетоскопа, еще один прорыв дал ключ к пониманию многих аспектов современной кардиологии. Эта новая техника станет незаменимым инструментом при установке водителей сердечного ритма и замене сердечных клапанов, позволив врачам восстанавливать проходимость закрытых коронарных артерий и доставлять лекарства непосредственно в сердце – и все это без травмирования и рисков вскрытия грудной клетки пациента или пунктирования сердечной стенки шприцем вслепую. Более того, история, стоящая за этим, оказалась настолько странной, будто ее придумал какой-нибудь писатель.

Хотя Вернер Форсман родился в семье, прочно утвердившейся на вершине среднего класса Берлина, жизнь его стала куда труднее, когда в 1916 году отец погиб в Первой мировой войне. Его мать была вынуждена проводить долгие часы на работе, но бабушка и дядя-врач поощряли 12-летнего Вернера продолжить образование. Одаренный и интересующийся наукой, он последовал совету, окончив одну из лучших средних школ Германии, и в 1922 году поступил в медицинскую школу Университета Фридриха Вильгельма в Берлине135.

Когда Форсман учился на хирурга, его заинтриговала концепция атравматического исследования и лечения сердца, то есть без разрезания136. Он понимал, что такие процедуры, как внутрисердечные инъекции, которые в то время были единственным способом введения лекарств непосредственно в сердце, столь же опасны, сколь и важны. Прокалывая вслепую стенки бьющегося сердца, можно, например, повредить коронарные сосуды и вызвать кровотечение в полость перикарда. Форсман рассудил, что, если бы можно было разработать неинвазивную технику, дающую аналогичные результаты, она стала бы важным инструментом для кардиологов.

Форсман окончил медицинскую школу в 1928 году и год проработал в хирургической ординатуре больницы под Берлином, когда вспомнил, что видел старую фотографию исследователя, который проводит трубку по яремной вене лошади в правую половину сердца. Это было проделано для того, чтобы измерить давление, с которым кровь подается в легкие. Форсман тщетно пытался убедить руководство, что нечто подобное можно сделать на человеке, воспользовавшись латеральной подкожной веной плеча, поверхностной веной, расположенной рядом со сгибом локтя. Поскольку этот сосуд несет кровь практически прямо к сердцу, Форсман рассудил, что им можно воспользоваться для того, чтобы получить доступ к органу без операции. Через латеральную подкожную вену плеча врачи могли бы вводить красители, которые были бы видны на флюороскопии, разновидности рентгеновского обследования, позволяющей получить изображения внутренних структур объекта в реальном времени[116] 137.

Руководство Форсмана было не согласно и запретило ему пытаться провести процедуру, однако свежеиспеченный врач все равно решил продолжать исследования. Он остановился на уретральном катетере как на трубке подходящего (малого) диаметра и к тому же нужной длины. После этого Форсман столкнулся с проблемой: как заполучить в руки катетеры и другие необходимые хирургические инструменты, хранившиеся в запертом шкафу, от которого у него не было ключа. Не смутившись, он решил уболтать операционную медсестру, у которой ключ был. По словам Форсмана, он «начал кружить подле медсестры Герды Дитцен, словно лакомка-кот вокруг кувшина со сливками»138. Выступление молодого хирурга, по-видимому, оказалось настолько впечатляющим, что Дитцен не только отдала ему ключи от шкафа, но и в конце концов вызвалась стать его экспериментальным объектом.