не на минуты, а на секунды. Майна подняла голову, и в её глазах, как мне показалось, было столько муки и полной безнадёжности!

Я бегом направился в палатку, с необычной прытью протиснулся в наш узкий лаз и, едва переводя дыханье, заорал: «Саша, скорее! Майна ощенилась. Там под ящиками их не меньше трёх штук».

Дмитриев схватил оказавшиеся под руками пару оленьих шкур, которые он ещё вчера прихватил со склада, и помчался вслед за мной к собачьему убежищу. Чуть не плача от умиления, он бережно завернул бедолаг в тёплые оленьи шкуры, и мы помчались обратно в палатку. Майна семенила рядом, тихо, благодарно поскуливая. Ну вот мы и на месте. Щенят оказалось целых пять. Мы заботливо разместили их поближе к газовой плитке, и они смешно копошились, расталкивая друг друга, пытаясь занять место у материнских сосков. Майна свернулась калачиком и лишь тихонечко поскуливала, видимо, переживая прошедшие события. Время от времени она приподнимала голову и, как мне показалось, благодарно смотрела на своих спасителей.

Папа – Ропак, непосредственный виновник событий, с любопытством вертел головой, пытаясь разобраться, что к чему. Но когда он ткнул морду в шевелящийся, пищащий клубок, Майна приподнялась и глухо зарычала. «Намёк понял», – видимо, сказал Ропак и неторопливо покинул палатку.

Наутро от посетителей не было отбоя. Все охали, ахали.

– Недаром говорят: нет худа без добра, – сказал Ваня Петров, почёсывая Майну между ушками. – Ведь надо же, чтобы именно сегодня доктор забыл погасить свет, да ещё решил на складе пошуровать. Ну просто чудо какое-то!

Все согласились, что это настоящее чудо, и довольные отправились на завтрак, который, по случаю спасения щенков, был усилен баночками с икрой и батоном твёрдокопчёной колбасы.

18 января

– Чего это ты, Митрофаныч, такой хмурый сегодня? – спросил я, глядя на поскучневшего Курко. – Не захворал, часом?

– Тьфу-тьфу, типун тебе на язык, – отозвался Курко, поглаживая поясницу, – разве что радикулит. Так куда от него денешься! Как в Амбарчике спину застудил, так с тех пор и мучаюсь.

– Ну так в чём причина твоего необычного настроения?

– Если сказать честно, так меня просто достала эта секретность. Не с кем словом перемолвиться. Ведь как в Арктике? То с одним погуторишь радистом, то с другим. А здесь одни проклятые цифры. Ни одного живого слова. Вот вчера попалась мне на глаза книга Кренкеля «Четыре товарища», и такая меня зависть взяла! Он ведь как даст в эфир свой позывной «УПОЛ», так коротковолновики во всех концах света на уши вставали.

19 января

Даже с завязанными глазами можно без труда определить, в чьей палатке ты оказался. Каждая из них имеет свой специфический запах. Воздух палатки радистов насквозь пропитан парами бензина. В обиталище гидрологов постоянно чувствуется запах химических реактивов, с помощью которых они исследуют состав проб воды. Жилище Комарова можно узнать по ароматам машинного масла и металлических стружек. В домике гидрологов приятно благоухает одеколоном. Палатка кают-кампании пахнет пережаренным луком, испарениями щей-борщей. Только наше подснежное убежище пахнет лишь сыростью и газом. А теперь, после поселения к нам собачьего семейства, добавился запах псины, пропитавший полог и спальные мешки.

20 января

Запасы бензина тают. Поэтому стоило Комарову вспомнить, что где-то под снегом спрятаны две бочки с керосином, как Сомов приказал немедленно их разыскать. О, если бы кто-нибудь мог предположить, сколь пагубными будут последствия этого опрометчивого решения! Едва я открыл краник и поджёг вязкую керосиновую струйку, как из трубы повалил клубами чёрный густой дым.

Ветер подхватил облако сажи и расстелил его по окрестным сугробам.

Первым примчался Яковлев.

– Доктор, – крикнул он, – кончай это безобразие! Ты нам всю рабочую площадку загадишь. А что здесь будет весной? Потоп. Всё к чёрту растает.

Но предстоящий весенний потоп меня мало беспокоил. Гораздо важнее, что камелёк не желал работать на керосине. Густая жирная сажа забивала широкое жерло трубы, похожей на самоварную, и я то и дело вынужден был прочищать её, орудуя поварёшкой.

Перед обедом на камбуз заглянул Курко. Выслушав рассказ о моих мытарствах, он предложил воспользоваться способом, который применял кто-то из его родственников. Я слова сказать не успел, как он полез на крышу с кастрюлей воды и вылил её содержимое прямо в трубу. Раздался взрыв. Кверху поднялся столб пара, смешанный с сажей; труба полетела в одну сторону, камелёк – в другую. Из топки вырвались языки пламени и, лизнув полог, поползли вверх по брезенту.

Пожар!!! Я кинулся в тамбур к огнетушителю. Издав странное шипение, он выплюнул тоненькую струйку пены и затих. Отшвырнув огнетушитель в сторону, оставляя на скобе примёрзшие к металлу клочки кожи с пальцев, я схватил стоявшее на плитке ведро с водой и выплеснул её на огонь. Пожар удалось быстро потушить, но на кают-компанию было страшно смотреть. Всё было в дыму, копоти, пол залит водой, со стенки свисал обгорелый брезент. Сам я с головы до ног вымазался в саже и растерянно стоял посреди учинённого разгрома.

– С первым пожаром, – сказал Миляев, появляясь на пороге.

– Это почему же с первым? – возразил Яковлев. – Лично для Курко это второй.

Костя аж побелел от ярости, но сдержался. И, процедив сквозь зубы: «Ну, Гурий, погоди у меня», – вышел из кают-компании, громко хлопнув дверью.

Злополучное событие, напоминание о котором вызвало гневную реакцию Курко, произошло летом. 12 июля по неизвестным причинам в палатке радистов вспыхнул пожар. Пламя быстро охватило высох- ший под лучами летнего солнца брезент, и, когда прибежали хозяева, палатка уже превратилась в огромный костёр. «Документы, спасайте документы!» – не своим голосом закричал Петров и кинулся в огонь. К счастью, чемодан с записями наблюдений стоял у самой стенки и его удалось спасти, разрезав палаточный тент ножом. Взорвался бачок с бензином, и четырёхметровый столб огня взвился с грохотом кверху. А за ним стали рваться от жары винтовочные патроны. Пришлось оставить дальнейшие попытки спасти что-либо из имущества. Но основная беда состояла в том, что лагерь остался без радиосвязи. Курко, Щетинин и Канаки, проявив бездну изобретательности, собрали радио- передатчик из остатков сгоревшей аппаратуры и небольшого запаса радиодеталей. Связь с землёй была восстановлена.

В связи с пожаром был объявлен аврал. Кают-компанию прибрали, отмыли от сажи. Стены заново обтянули брезентом. Камелёк тоже привели в порядок, и Сомов даже разрешил попользоваться им немного, чтобы просушить помещение.

21 января

Все разошлись после ужина. И тут в кают-компании появился заступивший на вахту Щетинин. Мы мирно беседовали, как вдруг за стенкой камбуза раздались странные звуки, словно кто-то