Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да уж, прямо гора, – слабым голосом произнес Вязальщик. – В чем же его задача?
– Я поделился с Дейрдре своим беспокойством насчет доступа к интересующему нас объекту, – объяснил Никодимус. – В прошлом там были довольно сильные стражи, приглядывающие за входом и выходом из этого места. Геносква согласился присоединиться к нам, чтобы уравновесить силы, если кто-нибудь из охраны встанет у нас на пути.
– Огр? – спросила Эшер.
– Нет, – ответил я ей. – Он из Лесного народа.
Рык из груди геносквы стал громче. Звук шел такой низкий и неразборчивый, что трудно было разобрать, что он хочет.
– А в чем разница? – поинтересовалась Эшер.
– Я однажды видел, как человек из Лесных сражался сразу с двадцатью вурдалаками в схватке по договоренности, – рассказал я. – Так вот, если бы он сражался по-настоящему, ни один из них бы не выжил.
Геносква резко выдохнул носом воздух. Звук был невыносимо мерзкий, полный ярости, жгучей, лютой.
Я вытянул перед собой руки ладонями вперед. Мне редко встречалась такая сила, и физическая, и не только, подобную силу я видел когда-то тоже у одного из Лесных людей, человека, которого звали Речные Плечи, что пару раз встретился на моем пути. Поэтому мне очень хотелось наладить с ним отношения.
– Прости за то, что я тут наговорил. Мне казалось, Никодимус прячет здесь кого-то из троллей. Не думал, что это будет кто-нибудь из Лесного народа. Я как-то пересекался по работе с Речными Плечами. Может, ты слышал…
Я даже не понял, что произошло. Предполагаю, геносква кинулся на меня и атаковал. С секунду я пытался наладить с ним какое-то взаимопонимание, а уже в следующую секунду кувырком летел через весь цех в дюжине футов от пола. Передо мной промелькнул стол для переговоров, окна, потолок… и удивленное лицо Джордана, смотревшего на меня с галереи. Затем я впечатался в кирпичную стену, и череп отозвался вспышкой белого света. Я даже не заметил, как упал на пол… или просто этого не помню.
Зато помню, как поднялся, готовый к схватке. Геносква прошел над столом – просто перешагнул его – и сократил дистанцию в три огромных, бесшумных, как у кошки, прыжка, двигаясь с легкостью танцора, несмотря на то что весил фунтов восемьсот, не меньше.
Я метнул в него заряд Зимы, но он лишь презрительно отмахнулся и, брызжа слюной, прорычал заклинание. Лед, который должен был покрыть его… стек на пол у ног геносквы. Пол цеха погасил мою магию с таким же эффектом, как громоотвод принимает на себя молнию.
Пока я с полсекунды осознавал, что мой удар для него примерно то же, что и удар подушкой, он вновь повторил атаку.
Я перевернулся в воздухе. И снова врезался в стену. Я еще не достиг пола, а он уже был возле меня, и его гигантские лапищи всадили мне ржавый гвоздь в левую половину груди.
Только гвоздь вошел в мою кожу, как связь с мантией Зимнего Рыцаря оборвалась, и перед всеми снова предстал старый добрый Гарри Дрезден, каким был раньше.
Это подразумевало боль.
Много боли.
Мантия заглушала боль и в сломанной руке, и в других местах тела, но стоило мне потерять с ней связь, как на мозг сразу обрушилась лавина мучительных ощущений. Я закричал, забился, перехватывая руками кисть геносквы и пытаясь отпихнуть от себя его руку с гвоздем. Это было примерно то же, что опрокинуть жилое здание. Он даже не шелохнулся.
Геносква нависал надо мной, огромный, серый, вонючий, пихая свою противную рожу мне прямо в лицо и тяжело дыша. Пахло от него кровью и гнилым мясом. Когда он заговорил, его бас прозвучал на удивление ровно.
– Считай это дружеским предупреждением, – сказал он, с резким, каким-то неприятным оттенком в голосе. – Я не один из этих плаксивых Лесных человечков. Еще раз заговоришь при мне об этом травоядном любителе сношаться с сурками, Речных Плечах, и я сожру твои потроха прямо у тебя на глазах.
– Уф, – был мой ответ. Пространство вокруг вращалось, словно в каком-то паршиво снятом кино про отходняк после пьянки. – Кхм.
Гвоздь, похоже, отнял часть силы и у сережки Мэб. Кто-то вбил мне по свае в каждый висок, и почему-то я потерял способность дышать.
Геносква резко отступил от меня, будто я был чем-то недостойным его внимания. Он повернулся к остальным, а я отчаянно вцепился в торчащий из груди гвоздь.
– Вы, – обратился он к сидящим за столом. – Делайте, что говорит Никодимус. Или я вам головы поотрываю.
Он сложил свои огромные лапищи, и я заметил, какие у него до отвращения грязные ногти.
– Я здесь уже два дня, а никто из вас даже не заметил меня. А вчера ходил за вами по городу. И там меня никто не увидел. Не станете делать свою работу – и, где бы вы ни были, вам от меня не спрятаться.
Компания за столом тупо уставилась на него, потрясенная и притихшая, и я понял, что мои попытки подорвать авторитет Никодимуса пошли прахом.
Геноскве, видимо, понравилось произведенное впечатление. Он подошел к загону, выдернул оттуда козу, спокойно, невозмутимо, словно это была закуска в баре, а не бедное животное, отчаянно пытающееся избежать своей горькой участи. Одной рукой сломал козе шею и вдруг исчез, даже быстрее, чем появился.
Через секунду Кэррин уже была возле меня, схватила гвоздь своими маленькими, но сильными руками… но, о боже, как это было безумно больно! Я начал терять сознание.
– Не пора ли нам подкрепиться, – сквозь туман услышал я голос Никодимуса.
Ухожу, ухожу.
Меня нет.
Глава 23
Давненько я не бывал в этом месте.
Это было ровное пустое пространство пола, огромного и открытого. Звуки не отдавались эхом, словно здесь вовсе не было стен, чтобы от них отражаться. Я стоял в круге света, хотя и не мог разглядеть над собой ни одной лампы.
Хотя вот так, в одиночку, я был тут впервые.
– Эй! – крикнул я в пустоту. Непохоже, чтобы мое подсознание могло взять и вырубиться. – Если хочешь мне что-то сказать, тебе лучше поторопиться! Мне некогда, я спешу.
– Да, конечно, – ответил голос из пустоты. – Уже иду, погоди немного, поспешишь – людей насмешишь.
Шорох, шаги, затем появился… я.
Хорошо, это был я, правда не совсем я. Это был мой двойник, мысленное изображение меня, которое уже приходило ко мне пару раз в прошлом, но об этом я бы не стал рассказывать психиатрам, которые обязаны составлять о пациенте обязательные отчеты. Называйте его моим подсознанием, моим вторым «я», голосом моего внутреннего придурка, да