Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пытаюсь пройти мимо сладостей, но не могу. Я знаю, как Руни их любит. Я сворачиваю в этот ряд, беру ещё одну пачку безглютеновой муки, какао и пакет белого сахара. Испеку брауни.
Сара наблюдает за мной поверх очков в проволочной оправе, притворяясь, будто читает книгу Беверли Дженкинс. Ту же самую книгу читал Вигго, пока был здесь.
— Вигго нанёс тебе визит? — спрашиваю я. Должно быть, это случилось в одну из его с Оливером вечерних вылазок за перекусами.
Она опускает книгу и лукаво улыбается мне, пока я выкладываю покупки на прилавок.
— Естественно. Как всегда, принёс мне новый любовный роман. А что насчёт тебя, Сердцеед? — спрашивает она, окинув взглядом мои продукты, и начинает пробивать их. — Опять покупаешь безглютеновую муку. И… хмм… ингредиенты для десерта.
Я стискиваю зубы.
— Почему бы тебе не взять бутылочку местного сухого Рислинга? Это в охлаждённых винах, — предлагает она. — Отлично пойдёт к супу из картофеля и порея. О, и красное для шоколадного десерта.
— В вине нет необходимости.
Ведь нет? Я просто готовлю ужин.
— Сам смотри, — говорит она, пробивая покупки. — Я всего лишь подмечаю, что подходящее вино создаст особенную атмосферу.
— Ладно!
Какие страдания мне приходится терпеть.
Я иду к полкам с винами, беру предложенные бутылки и со стуком ставлю их на прилавок.
— Теперь счастлива?
Её губы изгибаются в улыбке.
— Ты не меня хочешь сделать счастливой. А её.
Я застываю с бумажником в руке.
— Прошу прощения?
Сара хмуро смотрит на меня, заворачивая бутылки вина в переработанную бумагу, затем ставит их в мои холщовые сумки.
— Ты не помнишь?
— Не помню что?
— Ты был таким отвлечённым в тот вечер, когда пришёл неожиданно, но я думала, ты помнишь. Ты сказал, что женщина приехала в гости. Лучшая подруга Уиллы?
Моё сердце ухает в пятки. Сара и моя мать — близкие друзья. Они каждый день разговаривают по телефону. Как я это допустил? Такую ужасную оплошность? Чем я только думал?
— Сара, ты что-то говорила моей матери?
Она награждает меня чрезвычайно оскорблённым взглядом.
— За кого ты меня принимаешь? За сплетницу?
— Да.
— Справедливо, — признаёт она, складывая остатки моих покупок в сумки и принимая мою карточку. — Но даже я умею держать язык за зубами. Особенно зная то, какой ты скрытный. Я не сказала ни слова.
Меня охватывает облегчение.
— Спасибо. Но слушай, даже если ты когда-то обмолвишься — будь добра, не делай этого — всё не так, ясно? Она просто… Она не…
— Ага, — Сара отрывает чек от кассового аппарата и кладёт передо мной для подписи. — Всего лишь та, которую ты принимаешь в гостях уже несколько недель, из шкуры вон лезешь, чтобы готовить и печь для неё, и которая живет у тебя дома, если только мои птички, держащие меня в курсе происходящего, не ошибаются насчёт того, какую большую команду Паркер и Беннет пригнали в шалаш.
Мои глаза выпучиваются.
— Что за шпионскую сеть ты тут организовала?
Она улыбается.
— Нельзя присвоить себе титул местной сплетницы и не оправдывать репутацию. А теперь, — она хватает пачку презервативов со стены позади себя, где она держит вещи, которые дети слишком часто воруют, и бросает их в мою холщовую сумку. Затем застывает, достаёт эти презервативы и меняет их на другую упаковку с яркой и большой буквой L. — Если ты в этом такой же, каков твой отец, если верить твоей матери…
— Иисусе, — я стону, уткнувшись лицом в ладони. — Прекрати. Мне они не нужны, Сара. Я же сказал, между нами всё не так.
Как бы мне ни хотелось, чтобы это было так, хотя бы раз. Всего один раз, чтобы справиться с этим и двигаться по жизни дальше.
Сара не убирает презервативы из моей сумки. Она награждает меня долгим тяжёлым взглядом, который заставляет меня отвернуться.
— Мэг тоже так про нас говорила.
Фото её покойной жены стоит на прилавке возле кассы. Рыжие волосы Мэг, перемежающиеся сединой, убраны в пучок, улыбка ослепительна, на коже виднеется россыпь ярких веснушек. Сара берёт фоторамку и мягко проводит пальцем по щеке Мэг.
— Если между вами что-то есть, не трать ни единой бл*дской минуты впустую, ты меня слышишь?
Я мягко вешаю сумки на свои плечи.
— Я тебя слышу, Сара. Доброй ночи.
* * *
— Ты вернулся! — Руни спешит ко мне и забирает половину сумок с продуктами. — Слава Богу. У нас случилось всего два инцидента, и я уже всё прибрала. Кажется, ей не нравится ванная. Не… — дверь захлопывается. — …хлопай дверью.
— МЯУ! — выдает котёнок. Как что-то столь маленькое может издавать такие громкие звуки?
— Она спала, — бормочет Руни, семеня к двери ванной. — Ладно, поскольку лоток в ванной не очень хорошо работает, куда ещё можно попробовать посадить её?
— В шкаф.
Руни едва не роняет свою ношу.
— В шкаф? Мы не можем затолкать её в шкаф!
— Это большой шкаф.
— Аксель Бергман, котёнок не пойдет в шкаф. Ей нужен свет для принятия солнечных ванн. Уютные уголки, чтобы прятаться. Полно места для игр.
Из ванной доносится пугающий струящийся звук. Если этот котенок насрёт на мой кафель…
— И, возможно, пригодное для мытья, не впитывающее напольное покрытие, — смущённо добавляет Руни.
Остаётся лишь одно место. У меня вырывается очередной вздох.
— Дай мне пять минут.
Я отпираю дверь студии и захожу, закрыв дверь за собой. Тут тихо и умиротворённо, окна от пола до потолка с западной и восточной стороны впускают розовато-лиловый свет сумерек сквозь жалюзи, которые я закрыл лишь частично. Приняв тот факт, что картины не будут написаны, я упаковал всё весьма тщательно, но этим утром, наконец-то оставшись наедине, я оказался здесь и работал над холстами, которыми совсем не должен заниматься.
Я убираю их вместе с остальными, наполовину законченными и чрезвычайно обличающими холстами, валяющимися вокруг. Я разворачиваю их лицом к стене, прислоняю и накрываю тканью.
Затем я убеждаюсь, что мои скетчбуки с набросками закрыты и убраны на организованные тонкие полочки, предназначенные для них. Я проверяю, что мои масляные краски и скипидар крепко закрыты и убраны повыше, и что кисти тоже вне пределов досягаемости. Это как подготовка