Одна из них — есть всё что угодно и кататься на колесе обозрения.

Оливер смотрит на легендарное колесо обозрения, светящееся на фоне вечернего неба. Держа в руке ролл с крабом и креветками, он улыбается как ребёнок на Рождество.

— Спасибо за это, Акс.

Набив рот жареной рыбой, я киваю.

— Само собой.

— Ты не обязан был делать это — возить нас с Ви по Сиэтлу, приводить меня в моё любимое место, когда у тебя дела. Я это ценю.

Я кошусь в его сторону.

— Я знаю, что я не всегда доступный, и я переехал обратно сюда при первой же возможности, но я всё равно хочу видеть тебя, Оливер. Просто… у меня не всегда есть на это силы. Я рад, что в этот раз получилось.

Оливер медлит, не дожевав, затем продолжает и проглатывает.

— Аксель, ты же знаешь, что я понимаю. Мы с Вигго подкалываем тебя из-за переезда в Вашингтон, но мы счастливы, что ты здесь. Потому что здесь ты счастлив. Мы просто в своей корявой манере говорили, что скучаем по тебе.

Странный комок встаёт у меня в горле, пока я смотрю на еду.

— Я тоже по вам скучаю.

— В таком случае, мне стоит приезжать сюда почаще, — Олли улыбается, затем откусывает от своего ролла. — Может, я перееду к тебе.

— Ни за что на свете. Я отшельник в лесах, и это не изменится.

Он склоняет голову набок, изучая меня.

— Я не осуждаю тебя этим вопросом, но хочешь ли ты вечно быть сам по себе?

Я откладываю свою еду и смотрю на воду, потому что говорить такое дерьмо легче, когда воздух дует мне в лицо, и нет зрительного контакта.

— Я не уверен. Хочу я того или нет, но есть части отношений, которые даются мне не лучшим образом, и быть со мной означает подписаться на простое, уединённое существование. Я никогда не буду тем, кто обзаведётся широким кругом друзей или активной социальной жизнью. Когда я продаю картины и провожу выставки, у меня не остаётся энергии на своих лучших друзей. Это… — я пожимаю плечами. — Это не то, чего хочет большинство людей.

— Но кто-нибудь этого захочет, — говорит Оливер, улыбаясь, пока ветер треплет его волосы по лицу. — Я это знаю.

Сначала речи Вигго про романтику. Теперь Оливер и его непоколебимая уверенность. Это вызывает у меня… странные чувства. Но в хорошем смысле. В нервирующем смысле. Я показываю на колесо обозрения.

— Тебе разве не пора прокатиться в огромном ведре?

— О да, чёрт возьми! Пошли со мной.

— Нет, спасибо, — отвечаю я ему. — Мне нравятся лишь такие высоты, на которые я сам способен забраться.

— И не думай, что я не заметил, как ты поменял тему, — говорит он, откусывая ещё один кусок ролла.

— Я перенаправил нас. Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Мы здесь, чтобы ты наелся от души и поговорил о своих проблемах.

Оливер стонет с набитым ртом.

— Я не хочу говорить о своих проблемах. Я хочу от них сбежать.

— Что ж, Вигго уехал, так что никто не будет тебя заставлять. Но, — я прочищаю горло и пожимаю плечами. — Если, знаешь, передумаешь после возвращения в Лос-Анджелес, я здесь. Только по переписке? Я могу переписываться весь день. Но телефонные звонки, — я морщусь, — только в чрезвычайных случаях.

Закинув остатки ролла в рот, Оливер улыбается.

— Значит, переписка.

Глава 16. Руни

Плейлист: The Aces — Waiting for You

Уехав из дома Уиллы с робким обещанием «сделать всё возможное», чтобы приехать на День Благодарения, я запрыгиваю в Субару Беннета и выезжаю на дорогу. На сейчас немного легче, ибо я проделываю ту же дорогу в обратном направлении, но это всё равно нервирует.

А потом всё из нервирующего превращается в ядерную катастрофу, когда мой кишечник решает, что это один из тех разов, когда у меня есть тридцать секунд, чтобы найти туалет.

На шоссе.

Испытывали ли вы природу по-настоящему, если вам никогда не приходилось высирать свои мозги в поле? Я так не думаю. Я говорю себе, что в моём дорожном злоключении есть плюсы. Оно подарило мне а) баллы опыта в дикой природе, которых мне отчаянно не хватало и б) крохотного котёнка, который сейчас мяукает на полу под пассажирским сиденьем машины Беннета.

Разобравшись с моей травматичной остановкой (это вовсе не редкий случай для людей с кишечными проблемами вроде меня, то есть, у меня всегда есть всегда есть с собой всё необходимое в сумочке), я шла обратно к машине и едва не запнулась о крохотный серый комочек шерсти, мяукающий в одиночестве на поле. Я подхватила котёнка (девочку), и мы какое-то время бродили по полю. Она мяукала, а я периодически опускала её на землю в надежде, что она приведёт меня к её матери и братикам с сестричками. Но не существовало ни единого признака, что они поблизости. Я чуть не оставила её. Я не хотела забирать её от семьи, но что мне оставалось делать?

Либо оставлять её на неминуемую гибель от множества хищных птиц, которые кружили над головой, пока мы проводили наш поиск, либо забирать её домой… то есть, в хижину.

Со странным чувством возвращения домой я паркуюсь перед шалашом, глядя на него и понимая, что всё не так, как было, когда я только приехала сюда. Моё сердце совершает небольшой кульбит, когда я вспоминаю, как поднялась по ступеням, вошла, наткнулась на Акселя и пережила самое неловкое в мире воссоединение после поцелуя.

Прошло буквально несколько недель, и всё так сильно изменилось. И не самая меньшая из перемен — крохотный пушистый котёнок, мигающий и глядящий на меня.

— Мяу, — говорит она, когда я открываю дверцу с пассажирской стороны и беру её на руки. Я подумала, что не стоит заталкивать её в дом Акселя без его разрешения; лучше попытаться найти его и представить их друг другу, очаровать его тем фактом, что мы предусмотрительно заскочили в маленький магазинчик и купили биоразлагаемый наполнитель для кошачьего туалета и органический влажный корм для котят. И если это не произведёт на него впечатления, мне придётся надеяться, что пары больших грустных голубых глаз хватит, чтобы убедить его оставить её.

Мы обходим шалаш в поисках Акселя. Странно, ибо время ужина, но команды здесь нет. Я ожидала, что наткнусь на очередное крупное застолье, но никого нет.

— Мяу, — снова говорит она. Это самое крохотное мяуканье, что я слышала в своей жизни.

Я целую