Послушай меня, брат мой. Ты хочешь вселить страх в сердца американцев? Тогда ступай в сердце Америки. Большие города, конечно, достойная мишень. Но почему не Промис-Фоллс? Почему не Ли, штат Массачусетс? Саратога-Спрингс? Мидлбери, штат Вермонт? Дулут? Пусть американцы нигде не чувствуют себя в безопасности.

Именно так рассуждают исламисты, и взрыв в кинотеатре вполне в их стиле. Будем же бдительны. Позвони по телефону, Дадли».

Дадли?

«Мы должны как следует приглядеться к своим соседям, потому что эти люди скрываются среди нас. Шутки в сторону, друг мой, шутки в сторону. А теперь, если верить нашим славным полицейским, еще и мистер Двадцать Три пытается запугать нас до смерти. Но скажу вам прямо, меня не так-то легко запугать. Если все эти фокусы с числом 23 и могут кого-то озадачить, то только не меня».

Мистер Двадцать Три? О чем это он, черт побери? Я решил, что это какая-то чушь, и выключил радио.

Когда я позвонил в дом Брайтонов, дверь мне открыла девочка. Это была одиннадцатилетняя дочь Люси.

В одной руке она держала подложку с зажимом, на которой лежало несколько листков бумаги. В другой был зажат пятицветный фломастер без колпачка. Темные прямые волосы были заложены за уши, на лоб спускалась низкая челка. Точь-в-точь Марси из комикса «Мелочь пузатая», но только без очков.

Если она Мятная Пэтти, то ей следует меня приветствовать.

Но Кристал не сделала ничего подобного. Она молча смотрела на меня.

– Привет, – сказал я. – Ты, наверное, Кристал.

Девочка по-прежнему молчала.

– Меня зовут мистер Уивер. Я пришел к твоей маме.

Девочка обернулась и крикнула:

– Мама!

Значит, говорить она все-таки умеет. Девочка опять уставилась на меня. Я указал на подложку.

– Над чем ты сейчас работаешь?

Кристал повернула подложку, чтобы я мог видеть рисунок. Страница была поделена на шесть квадратов, в каждом из которых были нарисованы говорящие фигурки.

– Это комикс, – догадался я.

– Нет.

– Извини, но я подумал, что надписи в овальчиках…

– Это графический рассказ, – заявила девочка.

Она перелистала страницы. Там были десятки рисунков, исполненных в одинаковой манере.

В стопке имелись листочки и обрывки бумаги, красный и зеленый картон. И на каждом были одинаковые квадраты с рисунками.

Хотя на них люди изображены довольно схематично, я легко понимал, о чем идет речь. Выражения лиц и жесты схвачены очень точно, что было довольно странно, поскольку сама Кристал выразительностью не отличалась.

– Это машина? – спросил я, указывая на один из квадратов.

– Это «ягуар». У моего дедушки такой, но его раздавило. На него упало что-то тяжелое.

Наконец появилась Люси.

– Извините! – сказала она, отодвигая дочку в сторону. – Иди в дом, солнышко.

Девочка ушла.

– Я была внизу – загружала сушилку и не слышала звонка.

– Ничего страшного, зато я пообщался с Кристал.

Люси изобразила улыбку, которая была больше похожа на гримасу.

– Если она вам нагрубила…

– Вовсе нет.

– Если она вам нагрубила, то это не нарочно.

– Она показала мне свой графический рассказ. А я допустил промах, назвав его комиксом.

– Да, не стоило этого делать.

Она провела меня в гостиную, где на столе уже стояли чашки, тарелка с сыром, крекеры и кофейник.

– Ого, – сказал я.

– Это пустяки.

– Мне нравится, как рисует Кристал. Своего рода минимализм, но все понятно.

Люси улыбнулась и покачала головой.

– Ох уж эта девчонка. Она рисует на любом клочке бумаги, который попадет к ней в руки. Позавчера у меня кончились чеки, и я обнаружила, что она изрисовала их все с обратной стороны. Сказала: размер очень удобный. Я стараюсь не выходить из себя, но…

– Она талантливый ребенок.

– Да, но талант часто идет рука об руку с проблемами.

– Что вы имеете в виду?

– Вы, наверно, заметили, она немного странная. У нее трудности с общением. Она не знает, как себя вести. Иногда другие дети… – Люси запнулась. – Они бывают так жестоки. Она для них как белая ворона.

– Мне это знакомо. Мой сын Скотт тоже был такой.

– А какой у него был диагноз?

– Диагноз?

– Врачи определили, что с ним?

– Он не был болен. Просто у него имелись другие интересы. Он не вписывался в общий поток.

– Значит, у него был не аутизм?

– А у Кристал именно это?

– Даже не знаю. Ее врач считает, что такое не исключено. Есть кое-какие симптомы – трудности в общении, поведенческие стереотипы и эта одержимость рисованием. Она выводит свои каракули практически на всем. Позавчера я никак не могла найти свой доклад, а потом выяснилось: его взяла Кристал, чтобы проиллюстрировать «Приключения человека-ящерицы» на обратной стороне листов.

– Через несколько лет она будет зарабатывать по миллиону в год, рисуя для «Марвел».

– Эти деньги мне очень пригодились бы сейчас. Есть одно место, где таких детей обследуют и учат, используя специальные методики. Там умеют преодолевать их замкнутость и даже реализуют имеющиеся таланты. Но у меня нет таких денег. Я пыталась поговорить со своим отцом, просила помочь. Он сказал, что подумает, и вот теперь…

– Да, теперь…

– Кристал всегда была не такая, как все, а когда ее отец ушел от нас, это только усугубилось. Ей не хватает мужского присутствия. Поэтому она так любила гостить у дедушки. Они отлично ладили.

Я промолчал.

– Ладно, хватит об этом. Вы позвонили, так как вам удалось что-то выяснить? Вы нашли диски? – спросила Люси, понизив голос.

Вспомнив, что целый день ничего не ел, я положил на крекер кусочек сыра.

– Нет, дисков у меня нет.

– Но вы знаете, кто их взял?

– Вам известен некто Клайв Данкомб?

Она покачала головой.

– Вы уже называли его, когда искали знакомых отца.

– Да. Он начальник охраны в колледже Теккери. Он и ваш отец… они с женой дружили с вашим отцом и Мириам.

Люси повторила имя.

– По роду занятий мне приходилось встречаться кое с кем из Теккери. Но это люди из научных кругов…

Люси вдруг осеклась.

– В чем дело?

– Я не знаю имени, но мой отец как-то сказал, что в колледже есть человек, который консультирует его по вопросам, связанным с полицией. Для писателя это необходимо. Но этот человек не охранник, а бывший полицейский.