А Лера начала рассказывать, но сразу заметила, что слушает Саша как-то отрешенно. Вернее, почти и не слушает. В какой-то момент ей даже показалось, что улыбается каким-то своим мыслям, и сердце тревожно сжалось.

– Саша, ты меня любишь? – вдруг спросила Лера, оборвав рассказ на полуслове. И тут же разозлилась на себя и за вопрос, и за то, что прозвучал он как-то… жалко.

Саша встал из-за кухонного стола, обнял ее, поцеловал в шею и сказал:

– Очень люблю.

Все было, как обычно, но Лера ему почему-то не поверила. Нет, поверила, но не до конца.

Ей хотелось пожаловаться, что технолог Галина Николаевна распространяет по институту лживые слухи, будто Лера бегает к начальству с жалобами на сослуживцев, чего она, конечно, никогда не делала и делать не собиралась. Но не рассказала. Потому что решила: Саше неинтересно то, о чем Лера говорит.

И сама Лера ему неинтересна.

И вообще ему не нужна.

Лера едва успела отпереть свой кабинет, как позвонил Дорышев.

– Ты на месте? – нелогично спросил Леня, как будто она могла снять трубку внутреннего телефона, находясь где-то еще. И, не дожидаясь ответа, приказал: – Сиди там, я сейчас зайду.

Вчера вечером ему позвонил институтский приятель-криминалист, которому он передал неделю назад Лерину пластиковую бутылочку. Леонид был уверен, что никакого яда в ней нет и быть не может, так и предупредил бывшего сокурсника, но все-таки попросил проверить. На всякий случай.

Вернувшись с работы домой, Дорышев ощутил вдруг желание даже не выпить, а напиться, что было для него совсем не характерно. Он сидел за кухонным столом, пил водку и смотрел в книгу. Смотрел просто так, неизвестно зачем, потому что буквы в слова не складывались. Тогда и раздался телефонный звонок. Леонид взял трубку и не сразу понял, что ему говорит бывший однокурсник. Но когда смысл сказанного до него дошел, вся хмельная расслабленность мгновенно исчезла. Дорышев едва дождался утра.

Сейчас, усаживаясь напротив откинувшейся на спинку кресла Леры, он ей велел:

– Ну-ка, расскажи мне подробно и по порядку про ваш пикник.

– Там… что-то есть? – сразу поняла она. Ему понравилось, что Лера не паникует. А вот Инна обязательно запаниковала бы, решил Леонид. Почему-то после смерти Тамары он постоянно думал о сестре.

– Есть, – подтвердил Дорышев.

– В вине?

– Да.

Лера задумалась, глядя в окно. Ему даже показалось, что отвлеклась на какие-то свои мысли, но он ее не торопил.

– Спасибо, Леня. – Наконец-то посмотрела прямо на него Лера. – И что там?

– Терминами голову тебе морочить не буду, я их и сам-то не запомнил. В общем, яд. То есть на самом деле лекарство, но очень специфическое, которое применяется при редких сердечных заболеваниях. – Он протянул ей бумажку с названием препарата. – Однако концентрация была такая, что… Сколько вас на пикнике было?

– Трое.

– Скорее всего, живы остались бы, даже если бы выпили все. Так сказал мой товарищ, которого я просил экспертизу провести. И даже если бы один человек всю бутылку выпил, шансы выжить у него были. Но очень скоро вы бы вызвали «Скорую». Препарат действует быстро.

– Понятно… – протянула Лера опять безо всякой паники.

«Все-таки она сильно отличается от покойной сестры», – мелькнуло у Леонида.

– Лера, а откуда взялась эта бутылка?

– Все как в классическом детективе, – усмехнувшись, покачала та головой. – Сначала бутылка была у меня – мне ее родители привезли из-за границы. Потом у одной моей подруги, затем у другой. Леня, а как проявляется отравление?

– По словам моего друга, если бы вы выпили граммов по пятьдесят-семьдесят, то минут через десять у вас нарушилась бы координация движений. Ну, и другие симптомы появились бы, только я не буду тебя пугать. Короче, если срочных мер не принять, приятного мало.

– А… какие должны были быть меры?

– Ну, не знаю, все-таки я не медик. Наверное, нужно было промывание желудка сделать. Принять противоядие какое-нибудь.

– Какое противоядие?

– Да хоть тот же активированный уголь. То есть точно я не знаю, это просто мое предположение. Лера, бутылка была запечатана или нет, когда вы сели за стол?

– Не помню, – задумалась она. – Пробка плотно завинчивается, сразу и не поймешь. Бутылку я в руках покрутила, но сказать, была ли она распечатана, не могу.

– Ты вообще с кем живешь, Лер? – помолчав, спросил Леонид и понял вдруг: ему не хотелось бы услышать, что она живет с мужчиной. Обручального кольца на пальце у нее не было.

– Одна, – почему-то сказала Лера. – Меня некому травить, просто некому.

Дорышев смотрел на нее с тревогой и жалостью, слушал ее внимательно и напряженно. И это так отличалось от того, как ее слушал, вернее, не слушал в последнее время Саша, что неожиданно возникло желание, чтобы Леонид никогда не уходил. И она испугалась, что тот сейчас догадается о ее мыслях. Лера встала и подошла к окну.

– Спасибо тебе, Леня. Большое спасибо.

– На здоровье.

Дорышев тоже поднялся, пошел к двери. Уже взявшись за ручку, обернулся, хотел что-то сказать, но только мотнул головой и тихо удалился.

Лера еще постояла у окна, тупо глядя на облака. Почему она сказала, что живет одна? Потому что уверена – Саша вот-вот ее бросит?

Вздохнула и потянулась к телефону.

* * *

Утром Света проспала. Вчера она, сделав над собой усилие, все-таки поехала к родителям. А потом, после лицезрения замученной матери, равнодушного и усталого отчима и наглой физиономии брата Глеба, заснуть никак не удавалось. Промучившись полночи, Светлана приняла таблетку снотворного и теперь выглядела отвратительно. Ужасно. Бледная, под глазами круги. Даже собственные глаза, которые ей всегда так нравились, показались не голубыми, а какими-то белесыми.

За спиной мягко хлопнула дверь кабинета. Света торопливо сунула небольшое зеркальце в верхний ящик стола и развернулась вместе с креслом.

Она думала, что это Катя, но в кабинет вошел Кузьменко. Вошел и остановился посередине, бесцельно глядя в окно.

– Привет! – улыбнулась Света. И удивилась, – потому что Виктор не обнял ее, как обычно. Даже не улыбнулся. – Что случилось?

Директор молча пожал плечами и протянул ей большой почтовый конверт.

– Что это?

– Посмотри. Нашел утром у себя на столе.

Светлана с любопытством сунула руку в аккуратно разрезанный конверт из плотной коричневой бумаги. И вытащила фотографии, отпечатанные на обычной принтерной бумаге.

Их оказалось две. На одной Лизин приятель Шпик разговаривал с девушкой у витрины ювелирного магазина, на другой тот же Шпик вручил ей нарядный сверток.