Шаги, что слышались Ксении, были шагами солдат, патрулирующих дворец по периметру.

Она осторожно приподняла веки. Истван лежал на спине, раскинувшись, и она принялась изучать его профиль. Строгая линия лба, прямой нос, слегка припухлые сейчас, но твердо вырезанные губы. Губы, которыми он ее целовал, а она от этого сходила с ума…

Ее голова удобно покоилась у него на плече. Она тихонько повернула ее, и он вздрогнул — значит, уже не спал! Но лежал не шелохнувшись, чтобы не тревожить ее. Милый… Ее любовь, ее счастье…

Она закрыла глаза, не желая выплывать из нирваны, в которую была погружена в этот предутренний час, лежа нагой подле любимого. Во всем ее теле была невесомость. Легкость птицы в полете. Свобода облака, гонимого ласковым слабым ветром от восхода к закату… Она опять начала погружаться в сон. Золотые птицы летали вокруг нее, осыпая шелковистыми перьями. Одно перо упало ей прямо на лоб. Она открыла глаза. Это был поцелуй. Поцелуй Иствана… Наверное, он чувствует то же самое… Ей очень хотелось, чтобы он чувствовал то же самое! Но говорить и спрашивать ничего не хотелось. Хотелось молчать, не расставаясь с ощущениями этой их первой ночи, — и хотелось взахлеб обо всем говорить, делиться радостями, открытиями и узнаванием нового, доселе невообразимого, увлекательного. Но в плену держала истома.

Сквозь оконную занавеску начал слабо проникать желтый свет. Это вставало солнце, возвещая наступление нового дня, который наполнится для них новым счастьем и новыми любовными красками. А свечи, которые им ласково светили всю ночь, совсем догорели.

— Я… люблю… тебя! — пробормотала она, потершись носом о грудь Иствана.

Эти слова она повторяла уже в тысячный раз, но ей хотелось произносить их еще и еще, вкладывая в них каждый раз новый смысл.

— Я тебя обожаю! — слегка хриплым со сна голосом ответил Истван, ладонью поворошив ее волосы. Они были разметаны по подушке, и он любовно стал наматывать на свой палец то одну прядь, то другую. — Ты знаешь, я и представить себе не мог, что можно быть таким счастливым — и все еще жить на белом свете…

— Ты в самом деле… счастлив? — Ксения приподняла голову, ловя его взгляд. — Я не наделала… ошибок?

Истван издал добрый веселый смешок.

— Ошибок, моя драгоценная? — в вопрос он вложил все свое изумление. — Каких таких ошибок? Да ты настоящее совершенство! Алмаз, не требующий огранки! Сокровище ты мое! Да никто не мог бы быть совершеннее! Не тебе сомневаться в правильности того, что ты делаешь — все всем!

Она засмеялась легким счастливым смехом — и от облегчения, и от того, как он все это сказал. В нем пропадает актер!

— Мы созданы друг для друга. Мы совпадаем! Ты моя, а я твой, и ничто в мире больше не имеет значения.

— Ты словами назвал то… что я чувствую, — восхищенно выдохнула Ксения.

— Вот видишь… Я твой, а ты моя… И мы это быстро поняли. Разве мы не молодцы? О, моя чудесная, во мне столько любви, которую нужно выразить, что я сомневаюсь, хватит ли нам для этого жизни.

Где-то глубоко-глубоко, в самом дальнем уголке сознания, Ксения вспомнила, что они не будут вместе всю жизнь… им придется расстаться… Но она не готова была принять эту мысль в ее определенности прямо сейчас. Нет, не сейчас! И она поспешила вернуться в свою нирвану. Это ее час и день, и ничто и никто уже этого у нее не отнимет. Это запечатлено в ее сердце. Этим напитано ее тело, и она помнит тот горячий полет, тот ожог от соединения их тел — в одно, единое, неделимое…

Она прижалась к нему, словно бы в подтверждение того, что она чувствует.

— Вот так я и хочу быть с тобой: ты у самого моего сердца и моя до скончания мира, — проговорил Истван, отвечая на движение ее тела. — И тогда нас ждет наш собственный рай… Мы никогда не расстанемся.

— Я… уже в раю, — тихо ответила ему Ксения. — Счастливее, чем я сейчас, быть невозможно. И все потому, что ты меня обнимал. — Она взяла его руку, поднесла к своим губам и поцеловала в ладонь. Потом поцеловала подушечки его пальцев, каждую по отдельности. — Они волшебные! Волшебные! — прошептала она. — Они возносят на небо… Лишают ощущения времени… Если бы мне пришлось сейчас умереть, я ушла бы из жизни счастливейшей из счастливых — я узнала любовь!

— Да ну? — хмыкнул Истван. — А у меня в отношении тебя совсем другие, знаешь ли, планы… — Он лег на бок и подставил под голову руку, согнув ее в локте, чтобы видеть ее лицо и все ее тело со всеми его изгибами и выпуклостями. Он провел теплой тяжелой ладонью по ее бедру, чуть прихватил пальцами кожу. — Умрет она, видите ли… Ты, прелесть моя, не умрешь, а будешь жить для моей услады, — веско сказал Истван и легонько щелкнул ее по носу. — Это только начало. Ты как бутон, радость моя, который еще не раскрылся. Но я постараюсь, чтобы он раскрылся во всей полноте. Ты не познала еще всю ту любовь, какую мы можем познать только вместе.

Он снова поцеловал ее лоб, легонько проведя двумя пальцами вдоль позвоночника.

— Не могу поверить, что кто-то может быть красивее, чем ты сейчас. Но сегодня ты прекраснее, чем вчера. И знаешь почему? Потому что с сегодняшнего утра ты женщина!

Ксения покраснела и спрятала лицо у него на груди.

— Моя женщина! Моя! О, моя драгоценная, если бы ты знала, как много для меня значит то, что все эти твои выдумки про… хм… любовника… оказались неправдой.

Он фыркнул.

— Тоже мне, фантазерка! Но я понимаю, почему ты это придумала. Чтобы отыграться за Эльгу. И еще, наверное, чтобы дать мне понять, какой я дурак.

— Ты… любил ее? — быстро спросила Ксения, вспомнив афишу.

— Нет, конечно же, нет, моя рыженькая глупышка! Она была просто мимолетным увлечением! Она легкая, она… в общем, она тебе не соперница. Мы просто повеселились. Такое бывает, особенно у мужчин: тренировка природных рефлексов в реальных условиях. К тому же я для нее, возможно, был рабочим моментом, частью спектакля, ведь ее профессия — развлекать. В профессионализме ей не откажешь. Но и только. Любовь — это совсем другое.

Он крепче сжал Ксению в объятьях.

— То, что ты узнала об этой женщине, вторглось в наши отношения в первую же нашу взрослую встречу не лучшим образом, даже учитывая, что нас принудили к этому браку.

— Можно… забыть об этом… хотя бы… сегодня? — просительно пискнула Ксения, стиснутая его руками.

— Мы забудем об этом навсегда! — клятвенно заверил голый король голую королеву. — Ты принадлежишь только мне, а я только тебе. Правда, мне все еще слабо верится, что ты ни с кем не заводила интрижек, учитывая твою внешность, хотя мои губы и говорят мне, что это правда, что тебя никто никогда не целовал до того сказочного, чудесного момента у водопада.

— Придется поверить… Я не знала, что поцелуй может вызвать такой… прямо обморок! Или…

Она замолчала.

— Или? — подсказал голый король. И она прошептала: