Судя по его реакции на первую расстегнутую пуговку, он будет совершенно загипнотизирован еще до того, как дело до идет до белья! Ну а белье добьет его окончательно. Белье — основное оружие женщины… Она его заказала в одной эксклюзивной французской фирме по заоблачной цене.

Музыка сменилась и перешла в медлительно-чувственную, навевающую откровенные образы и горячившую кровь. Сама того не замечая, Алекс начала покачиваться ей в такт.

Еще пара пуговок расстегнута…

Как все кстати — не спешить, не суетиться, а двигаться вместе с музыкой, постепенно, шаг за шагом. Не раздеваться, а словно выскальзывать из одежды, появляться из нее, как из морской пены. Ничего общего с вульгарным стриптизом, просто тихий полет навстречу наготе. Она не танцевала с тех самых пор, как ходила на курсы ради сохранения формы. Но пластика не забылась.

Между тем художник тоже летел — навстречу вдохновению, о чем говорили его взгляд и вся поза. Он, похоже, перестал даже мигать.

Расстегнув последнюю пуговку, Алекс повела плечами, позволив блузке соскользнуть. Судя по стону, что сорвался с губ Дункана при виде кружевного бюстгальтера, тот стоил каждого потраченного евро.

Что ж, она будет позировать, и посмотрим, как долго он выдержит у мольберта. Ну вот, уже начал переминаться с ноги на ногу — ни дать ни взять жеребец, почуявший кобылу! Вряд ли дело зайдет дальше первых мазков… если до них дойдет вообще.

Черную шерстяную юбку-стрейч Алекс достаточно грациозно стягивала с бедер с помощью пленительных движений. Юбка упала на пол, и она шагнула через нее.

Взгляд Дункана теперь нацелился на шелковые трусики на ленточках, совершенно непрозрачные, что, конечно же, добавило масла в огонь его вдохновения и заставило воображение работать в полную силу.

Некоторое время Алекс позволяла ему созерцать, стоя в своем невесомом белье, чулках с кружевной каймой и черных туфлях на высоком каблуке, потом негромко спросила:

— Продолжать?

— О, да!

Она расстегнула бюстгальтер и глубоко вздохнула, так что груди приподнялись и качнулись, высвобождаясь из кружевной клетки. Руки Дункана судорожно сжались, словно в своем воображении он уже завладел ее телом.

На боках трусики удерживались изысканными бантиками. Алекс развязала оба одновременно, позволив фигурному куску шелка спланировать на пол.

Ну теперь-то уж он крикнет: «Довольно!»

Никакого «довольно» не последовало. Наоборот, Дункан весь обратился в зрение. Что ж, тем хуже для него.

Алекс отвернулась, поставила ногу на стул, сняла туфельку и очень медленно скатала чулок к кончику большого пальца. Ленивым движением она расправила и перебросила его через спинку. Поставила босую ногу на пол и проделала ту же процедуру с другой ногой. Сняла оба чулка со спинки стула и, дождавшись томительного пассажа в музыке, заставила их птицами порхнуть через плечо.

Теперь она, совершенно обнаженная, повернулась к Дункану.

На горле у него дернулся кадык, глаза потемнели. Сознание того, что у него такая реакция только от одного ее вида, заставило собственное возбуждение Алекс подняться на новую ступень.

«Надеюсь, у него скоростной метод рисования», — мелькнула мысль, уже чуточку лихорадочная.

— Ложись! — приказал он.

Алекс опустилась на приготовленное ложе, затрепетав от прикосновения прохладного льна к разгоряченной коже. Потом откинулась, дрожа все сильнее, по мере того как ткань обнимала тело. Она чувствовала себя как в горячке: сплошной комок огня внутри, холодный фасад снаружи.

Отступив, Дункан оглядел ее с головы до ног прищуренным взглядом:

— Ты уже когда-нибудь позировала?

— Нет, никогда… — ответила Алекс почему-то шепотом.

— Попробуй расслабиться. Делай, что я говорю, а в другое время не шевелись. Неподвижность очень важна.

Алекс приподняла бровь. Ну вот, начал командовать! Становится даже интересно.

— Приподнимись на локте. Мне придется немного поработать над твоей позой, то есть прикасаться к тебе. Можно?

Он спросил таким тоном, словно они впервые видели друг друга, как будто он и в самом деле художник, сосредоточенный только на самых высоких материях, а она — его модель.

— Конечно, прикасайся… сколько хочешь.

Руки у него не дрожали, ну ничуть, когда он взял ее за плечи и нажал, чтобы груди выпятились сильнее. Затем скользнул пальцем вниз по руке, к локтю, сдвинув брови и словно размышляя. Кивнул каким-то своим мыслям, взял руку Алекс и положил туда, где округлости грудей сходили на нет, словно она слегка их поддерживала, опираясь на руку. Так создавалось ощущение, будто они вздымаются с каждым вдохом и опадают с каждым выдохом.

Отвлекшись, Алекс вдруг ощутила прикосновение к ноге, как раз под коленом. Взвинченная, она беззвучно ахнула от неожиданности.

— Согни ногу в колене, но не поднимай. Другую тоже согни и подними.

Она повиновалась.

— Великолепно! — похвалил Дункан, но как-то так, словно она студентка, заслужившая высшую оценку.

Через раздвижные двери, что вели в спальню, Алекс видела себя в зеркале. Отражение, хоть и неясное, давало представление о том, сколь бесстыдна и обольстительна ее поза.

Другую руку Дункан пристроил на поднятом колене, потом переместил ниже, на внутреннюю поверхность бедра, сейчас невероятно чувствительную, почти к самому треугольнику волос.

Внезапно Алекс ощутила разом всю свою позу, полную безмолвной мольбы: возьми меня, возьми!

— Как себя чувствуешь? — спросил Дункан (он склонился над ней так низко, что его дыхание щекотало живот).

— Заведенной до предела!

— Вот и хорошо. А теперь вырази свое состояние, чтобы все видели.

— То есть?!

— Вырази то, что сказала. Полотно творит не только художник, но и модель. Будь Мона Лиза в тот день в паршивом настроении, хорошенький вышел бы шедевр! Вряд ли кто-то ломился бы в музей, чтобы посмотреть на самую унылую физиономию в мире.

У Алекс вырвался невольный смешок.

— Постой… — Дункан снова склонился над ней и еще немного раздвинул ноги. — Помни, полная неподвижность!

Затем он взял со стола горсть кистей и сунул в карман. Окинув Алекс тем же прищуренным взглядом, выбрал тюбик и выдавил на то, что напоминало фигурную бумажную тарелку, холмик ярко-желтой краски.

Почему ярко-желтой, забеспокоилась Алекс. Какую часть ее тела он намерен изобразить в таком цвете?

— Опиши свои ощущения в данный момент.

— Ну… я ощущаю себя женщиной, которой вскоре предстоит лучший в жизни секс.

Хотелось бы верить, что вскоре! Все тело уже звенит от желания, как сплошной сексуальный орган!