Состоялась жаркая схватка, более жаркая, чем в битве при Азенкуре, свидетельствует Уорен, участвовавший в обеих битвах. Но через 45 минут англичане, хотя сражались с французами в соотношении один к двум (поскольку французская армия состояла в основном из латников), превзошли противника в боевой доблести, постепенно продвинулись вперед и отбросили противника назад. Говорят, Бедфорд орудовал двумя руками боевым топором (как король Гарольд в битве при Гастингсе). Он спешился с гнедого скакуна, на котором начал битву. Герцог был «велик телом, силен в бицепсах, умел и энергичен в пользовании оружием», отмечает Уорен, а Джон Хардинг заявляет, что «регент казался в этот день львом».

Войска Омаля, противостоявшие силам Бедфорда, постепенно уступали невыносимому давлению. Затем наступил критический момент разрыва натянутой струны, когда весь, до единого человека, боевой порядок обращается в бегство. Французские латники рассеялись и бросились под защиту крепостных стен Вернея. Видимо, само знание о близости в тылу надежного укрытия усиливало соблазн обратиться в бегство. Но, увы, преследовавший противник дышал в спину, и многим беглецам не удалось добежать до ворот города, они бросались в ров с водой, где многие тонули[66]. Погиб и сам Омаль.

Городской ров сослужил Бедфорду и другую службу, поскольку позволил ему прекратить преследование, собрать рассеявшиеся войска и вернуть их на поле, где продолжалось сражение.

Теперь настало время рассказать о войсковой группе, предводимой графом Солсбери, слева, где ей противостояли шотландцы. Эти молодые, неопытные, но отважные воины сопротивлялись с еще большей энергией. Некоторое время они бились с англичанами на равных или почти на равных, и зрелище убегающих слева от них с поля битвы французов их не обескураживало. Здесь нам нужно на время прервать рассказ о шотландцах, яростно бьющихся на чужой земле за интересы чужого короля.

Кавалерийский эскадрон союзников на правом фланге состоял из 600 наемников из Ломбардии. Они были прекрасными наездниками и имели хорошего командира. Он не мог не заметить прямо перед собой лагерь из повозок, который английские лучники, чье внимание отвлекала атака французской конницы, не охраняли. Ломбардцы воспользовались ситуацией и атаковали обоз, минуя левый фланг англичан. Конечно, трудно сказать, не стала ли причиной этого обходного маневра стрельба лучников с левого фланга войск Солсбери. Лошади в ходе кавалерийской атаки уклонялись от стрел, неся своих всадников волей-неволей вперед. Как бы то ни было, смелая атака итальянских всадников увенчалась полным успехом. Они перебили пажей и слуг, оказывавших сопротивление, пробились через ограждение из повозок, разграбили обоз, отвязали и увели с собой некоторое число привязанных лошадей. Ломбардцы проявили незаурядную находчивость, если учесть, что их атака была проведена почти под носом у подвижного резерва. Однако воины, составлявшие резерв, были заняты отражением кавалерийской атаки на другом фланге, хотя командира резерва нельзя не упрекнуть за то, что он не прислал часть своих сил на помощь с трудом отбивавшимся пажам.

Триумф ломбардцев оказался, однако, недолговечным. Как только была отбита атака французской кавалерии, резерв обратился против итальянцев и заставил их беспорядочно бежать с поля боя. Французская кавалерия добилась чуть большего успеха, хотя и временного. Имеется красноречивое свидетельство о бегстве англичан далеко в тыл, когда они оглашали окрестности воплями о том, что все потеряно, характерными для людей в таком положении. Одного из беглецов, капитана Янга, осудили впоследствии за увод с поля боя не менее 500 воинов. Его затем повесили, вытащили из петли и пощадили. Капитана постигла участь, благодушно замечает хроника «Брут», весьма справедливая.

Тем временем сражение между войсковой группой Солсбери и шотландцами продолжалось. Резерв, успешно расправившийся с обоими кавалерийскими отрядами противника, освободился теперь для дальнейших действий. Но Бедфорд, находившийся далеко впереди в связи с преследованием французов из войсковой группы Омаля, не мог отдать необходимых распоряжений. Впрочем, в этом не было необходимости. Английские лучники продемонстрировали во время битвы при Азен-куре и в других сражениях, что они обладают, помимо других достоинств, еще способностью к инициативным действиям. Занявшись поиском нового противника, они увидели и услышали, что на левом фланге продолжается бой. Это предоставляло прекрасную возможность последовать примеру, который показал в подобной ситуации капитан де Буш в битве при Пуатье. Снова построившись в боевой порядок и развернувшись направо, лучники ударили в незащищенный правый фланг шотландцев, издавая то, что добряк Уорен называет «дивным кличем» (вот так)[67]. Несчастные шотландцы, атакованные сразу с двух сторон, оказались в отчаянном положении. Но худшее было впереди.

Мы оставили Бедфорда с группой войск на краю городского рва, собирающим воедино свои победоносные силы. Изнеможденные и усталые, какими они должны были быть после почти часового физического напряжения, за которым последовало преследование противника, или, что более вероятно, переваливавшиеся в болезненной тяжелой походке в полном рыцарском вооружении в условиях летнего зноя, жаждущие отдыха и разыскивающие питьевую воду, чтобы смочить потрескавшиеся губы. Но бой еще не закончился. Нужно было помочь Солсбери, который бился с превосходящими силами противника. Поэтому обессилевшие латники вернулись обратно на поле боя. Они прибыли как раз вовремя, чтобы ударить в тыл шотландцам. Это решило их участь. Теперь шотландцам, оказавшимся в полном окружении, ничего не оставалось, как подороже отдать свои жизни. Возможности бежать не было, о сдаче вопрос не стоял, ведь они сами заявили, что не должно быть пощады ни с чьей стороны. Совершенно очевидно, что они почти все до единого человека погибли там, где стояли. Возбужденные англичане убивали их с торжествующими криками: «Кларенс! Кларенс!» – явно имея в виду трагические последствия битвы при Боже (хотя за смерть Кларенса они отомстили в битве при Краване).

Когда пал последний шотландец, битва подошла к концу. Большая часть французов бежала с поля боя, но их военачальники остались сражаться и все до одного заплатили за это: главнокомандующий Омаль, Нарбон, Вентадур, Тонер погибли, а герцог Алансон и маршал Лафайет попали в плен[68]. Шотландцы понесли катастрофические потери, которые и следовало ожидать в данных обстоятельствах. Дуглас, его сын Яков, зять, граф Бьюкен, заместитель командующего, – все пали на поле боя. В этот день погибли не менее 50 высокопоставленных шотландских дворян. После этого до конца войны шотландские контингенты сколько-нибудь значительной численности больше не принимали участия в сражениях.