Они вышли из машины и неторопливо направились к подъезду. Номер квартиры они знали. Во дворе просидели с вечера, видели, как возвратился Комов с работы в десятом часу, видели его силуэт в окне кухни, затем в гостиной. Двое мужчин поднялись на лифте на седьмой этаж, затем спустились на пятый. Витек вытащил из сумки связку ключей. Замки они осмотрели раньше, сигнализации в квартире не было. Позвонили на всякий случай.

– Ну, давай, – сказал напарник, и Витек принялся колдовать с несложными замками. Первая дверь открылась через пять минут, вторая – через минуту.

Воры вошли в квартиру.

– А еще – ученый, – прошептал, поправляя шапку, Витек, оглядывая небогатое убранство квартиры. – Торбу давай, – сказал он, обращаясь к напарнику.

Одноглазый со шрамом на щеке, с татуировкой на запястье вытащил из кожаной сумки большую клетчатую торбу-баул и подал Витьку. Тот быстро отсоединил стоявший на телевизоре видеомагнитофон, запаковал его. Воры работали быстро, все, на их взгляд, укромные места они просмотрели за четверть часа. Белье было вытряхнуто на пол. Соль, крупы, мука рассыпаны прямо на полу в кухне. С полок сбросили книги, шороху в квартире навели. Кроме двух меховых шапок, видеомагнитофона, кожаной куртки, перчаток, серебряного подноса и пятисот долларов, спрятанных в книжном шкафу, они ничего ценного не нашли, но напаскудили в квартире изрядно. Не нашли они и каких-то там компакт-дисков, о чем просили заказчики грабежа.

Они покинули жилище Андрея Комова, даже не защелкнув замки. Вначале спустился Витек, затем вышел из кабины лифта одноглазый со шрамом на щеке и с тяжелым баулом на плече. Время было утреннее, во дворе им никто не встретился. Они погрузили украденное в багажник «Форда» и спешно покинули двор.

Звонок супруги застал Андрея Борисовича в лаборатории.

Его пригласила к телефону сотрудница:

– – Андрей Борисович, вас жена. Комов подошел, взял трубку, продолжая просматривать бумаги.

– Слушаю, дорогая, – но вместо слов он услыхал рыдания. – Что случилось? Что такое? – закричал он в трубку. Первое, что он подумал, так это о пятилетнем внуке, о Павлике. – Что с ребенком? – воскликнул он.

– С ним все в порядке, Андрюша, но нас обокрали, обворовали!

– Нашу дачу?

– Нас, нашу квартиру! – и супруга Комова принялась сбивчиво объяснять мужу, где была, как шла, кого встретила. Но что похитили, точно сказать не могла.

– Ты милицию вызвала? – наконец смог вклиниться в монолог супруги Комов.

– Нет, а что?

– Немедленно вызывай, я сейчас приеду! Ничего не объясняя сотрудникам, Комов покинул институт. Садясь в машину, он подумал не о деньгах, не о вещах, которые воры могли стащить и вынести из квартиры, а о компакт-диске, который отдал ему на хранение академик Смоленский. Именно это волновало его больше всего, хотя он и сам не мог ответить толком почему.

Войдя в квартиру, где уже была милиция и кинолог с черной грозной овчаркой, Комов бросился к книжному шкафу. Компакт-диски были на месте, за стопкой старых журналов. Он взял нужный, открыл его: «Моцарт. „Реквием“».

Ему даже показалось, что он услышал немного хрипловатый, но поставленный голос академика Смоленского:

– Береги его, Андрей.

* * *

Потапчук сперва не хотел посвящать Глеба в историю падения полковника Комова, но потом решил, что Сиверов сможет помочь ему и тут. Глеб неплохо ориентировался в тенденциях.

– Ну и дела! – произнес Глеб, дослушав Потапчука, и погасил сигарету. – У меня такое чувство, что он чего-то недоговаривает.

– Человек взял на себя, считай, расстрельное дело. Признался в убийстве. Поставил на себе крест. Какой смысл ему недоговаривать?

– Плохо.

– Бывает и хуже, Глеб, – генерал Потапчук явно пребывал в замешательстве, хотя и успел за последний день переварить всю имеющуюся информацию, осмыслить, сделать выводы, принять решение. – Возможно, как обычно, ты прав, Глеб.

– Может, прав, а может, и нет. Для меня многое остается неясным. Комов, конечно же, мерзавец, и даже то, что он пришел с повинной, чести ему не делает.

– Но ты понимаешь, Глеб, это шанс, возможно единственный шанс.

– Все может быть, Федор Филиппович.

– Описание человека, который на него вышел, мне ничего не говорит. Комов просмотрел всю картотеку.

– И нашел что-нибудь?

– Нет, – сказал генерал. – Но у меня есть надежда, что этот тип на него обязательно выйдет вновь. Нельзя исключать такой возможности. Мы поставили его телефон на прослушивание, организовали наблюдение за каждым шагом полковника.

– Странные люди попадаются в вашей конторе, Федор Филиппович.

– Уж да, и не говори. Сто лет живешь, а не перестаешь удивляться. Ходит человек рядом, три звезды на погонах носит, награды правительственные имеет, а потом выясняется, что он мерзавец, конченый негодяй. Представляешь, пацан из-за него погиб! Я бы его собственными руками придушил, но мы, профессионалы, должны извлекать пользу из всего, даже из мерзавца.

Глеб на слова генерала Потапчука ничего не ответил. Он вертел в руках компакт-диск, поглаживал его, рассматривал с разных сторон – так, как нумизмат изучает редкую монету, заполучить которую даже не мечтал, но волей судеб она оказалась в его руках.

– Еще один диск с работой Смоленского? – с надеждой спросил генерал.

– Нет. На этот раз – просто музыка.

– Опять Вагнер?

– Да, Вагнер, очень редкая запись сороковых годов. Отреставрирована и переведена в цифру. Я ее лет пять хотел отыскать, слыхал об ее существовании, но и думать не думал, что она окажется в моих руках.

– Тебе, наверное, не терпится ее послушать в одиночестве?

– Вы удивительно прозорливы, Федор Филиппович.

– Работа у меня такая, Глеб, – предугадывать. А что ты выяснил?

Глеб передернул плечами, отложил в сторону компакт-диск и, глядя на руки Потапчука, сказал:

– У меня такое чувство, что ведется очень сложная игра, партия не в два и даже не в пять ходов. Все просчитано на много ходов вперед, и играют против нас суперпрофессионалы – возможно, целое государство.

– Думаешь, чеченцы или арабы?

– Нет, эти ребята значительно проще. Нашим противникам в подметки не годятся. Генерал вскинул голову, потер виски:

– Что-то я тебя, Глеб, не пойму. Или ты не хочешь мне всего сказать?

– Я еще не уверен, я только высказываю предположения.

– Если бы ты работал в моем управлении в аналитическом отделе, то твои слова могли бы иметь место. Но ты, Глеб, практик.

– В том-то и дело, генерал, не мое дело разгадывать ребусы с тремя неизвестными. Видите ли, тут такая закавыка возникла, или, как говорил наш бывший президент, загогулина получается удивительная. Как ни пытаешься ее выпрямить, проверить логикой, ничего не выходит, факты не сходятся друг с другом.