– К свету! – прокричала девушка, расправив руки, точно вот-вот готова была воспарить. – Я лечу к свету!!!

Страж был уже совсем близко; он прицелился в Еву. Девушка расхохоталась в ответ и совершила последний затяжной прыжок. Страж выстрелил, и безбрежное сияние утопило Еву.

«Прощай, проклятый подземный мир!» – успела подумать она, прежде чем забыться в ослепительной вспышке.

* * *

С самого начала соревнований фортуна благоволила к Алексею Грабову и двум его напарникам. Впрочем, удивляться здесь было нечему. Как победители прошлых Игр, ганзейцы стартовали первыми. Это были подготовленные ребята, и опасаться им стоило, пожалуй, лишь сталкеров с Красной Линии. Если кто и мог преподнести неприятный сюрприз, то разве что проклятые коммунисты. Однако на станции Курская один из чиновников в сером джемпере – на Пятых Играх все чиновники и букмекеры были одеты в серые джемперы – как бы невзначай показал открытую ладонь. Это означало, что краснолинейцы начали гонку с пятой позиции, что весьма успокаивало.

Тем не менее ганзейцы не расслаблялись. Желая увеличить отрыв от преследователей, но при этом не вымотаться раньше времени, они чередовали бег с быстрым шагом. Грабов сотоварищи преодолевали станцию за станцией, перегон за перегоном, и, казалось, никто их уже не нагонит. Единственное, что заставляло нервничать Алексея, – кровожадные мутанты, которые были выпущены по приказу Главного менеджера в один из туннелей Кольцевой линии. И хоть лицо, руки и обувь капитана ганзейцев и его напарников были смазаны специальным, отпугивающим глаберов кремом, все же где-то внутри маленькая червоточинка не давала покоя. Можно ли быть уверенным, что у чертовых тварей не замкнет в безмозглых черепушках, и они не кинутся на своих хозяев? Хотя…

Перед глазами Грабова постоянно всплывала картина, от которой невольно индевела спина: Главный менеджер, спокойно держащий на морде зверя пальцы и говорящий: «Мы своих не бросаем».

Хотелось бы верить. Впрочем, другого выхода у Алексея не было. Господин Главный менеджер, каким-то невероятным образом прознавший о незаконных торговых сношениях Грабова с Красной Линией и убийстве партнеров по бизнесу, крепко держал его за яйца. Оставалось надеяться на свои мышцы, силу товарищей и дальнейшую благосклонность фортуны. А еще Алексея грела мысль, что в случае победы он войдет в число избранных и перед ним откроется невероятная возможность для дальнейшего обогащения.

Грабов шел посередине. Впереди двигался сталкер по имени Макс, пятидесятилетний лысеющий усач крепкого телосложения; замыкающим был Крот, коротко стриженый мужчина в очках, примерно одного с Алексеем возраста. Миновав станцию Белорусская, они преодолели более половины пути. Их ждала Краснопресненская и еще один перегон, а потом – перед финальным забегом – шестичасовый отдых на Киевской. Грабов уже предвкушал, как растянется на топчане, предварительно отведав горячей грибной похлебки, как вдруг до его слуха донеслись легкие шаркающие шаги, а затем будто бы женский крик: «Я разорву круг…», – и еще что-то неразборчивое. Кто-то с невероятной скоростью нагонял ганзейцев. Грабов сперва не поверил своим ушам: казалось невероятным, что его команду в принципе можно настигнуть. Однако звуки шагов усиливались, и вся троица повернулась навстречу опасности. Фонарь Крота, прикрепленный к автомату, поймал бегущую.

– К свету! Я лечу к свету! – прокричала она и, не сбавляя темпа, ринулась на сталкера.

Крот быстро прицелился, однако успел нажать спуск только тогда, когда фигура прыгнула в его сторону. Грянул выстрел, и сталкер тут же был сбит с ног. Грабов бросился к напарнику. Он обнаружил девушку с простреленной грудью и рычащего от боли Крота, схватившегося за левую голень.

– Сука! – прохрипел поверженный сталкер. – Она мне ногу вывихнула!

– Идти сможешь? – спросил Алексей.

– Не знаю, – процедил сквозь зубы Крот, попытался подняться, но, вскрикнув, вновь повалился на землю.

Грабов осветил фонарем убитую. Он узнал ее: примерно год назад видел в одном из злачных мест Ганзы. Сестра гауляйтера Пушкинской. Глаза девушки были полузакрыты, на губах застыла блаженная улыбка, будто перед смертью ей открылось нечто бесподобно прекрасное.

– Странно, – задумчиво произнес подошедший Макс, – какая– то она неправильная… и лицо у нее… как будто, перед тем как копыта отбросить, кончила…

– Под наркотой была, – заключил Грабов, – маёк или что-то в этом роде. Потому и неслась как бешеная, потому и нас догнала. Явный передоз.

– Граб, – простонал Крот, приподнимаясь на руках, – я сам не смогу идти. Дотащите меня до Краснопресненской.

Алексей не спешил помогать товарищу, соображал, как ему лучше поступить. Если какая-то телка умудрилась настичь его команду, то такое тем более под силу краснолинейцам. По правилам Игр раненых товарищей оставлять нельзя. Вернее, можно, – но пока вся команда в полном составе не одолеет перегон, его прохождение не будет засчитано. То есть оставить здесь Крота равносильно поражению. С другой стороны, напарника с вывихнутой ногой можно дотащить до ближайшей станции и там сдать в медпункт. Грабов прикинул: до Краснопресненской еще далеко, с километр. Тащить на себе такую тушу – значит потерять очень много времени, а парни с Красной Линии быстры и опасны. И, следовательно, оставался только один выход.

– Прости, – сказал Алексей, направив автомат на раненого, – ничего личного, просто расчет и принцип целесообразности.

– Граб, нет! – успел закричать Крот, а в следующий миг пуля раздробила ему переносицу.

– Нам нужна победа, – сказал Грабов оторопевшему Максу. – Получишь его долю.

Несколько мгновений Макс переваривал сказанное, а затем, потерев усы, одобрительно хмыкнул.

– Тогда вперед! – скомандовал Алексей. – Время не ждет! Время – деньги!

Ганзейцы побежали по туннелю в сторону Краснопресненской, оставив изуродованного пулей и гримасой ужаса товарища и прекрасную девушку, блаженно улыбающуюся неизвестности.

Команда Красной Линии во главе с капитаном Романом Третиным упорно продвигалась вперед. Теперь краснолинейцы бежали, практически не останавливаясь. Возможно, Трёшка потерял бдительность, стал менее осторожен, но ему, откровенно говоря, надоело шугаться каждой тени. В конце концов, победить без риска невозможно. Его напарники были молоды и здоровы, имели косую сажень в плечах и неудержимую волю к победе. Рома невольно усмехнулся, вспомнив картинку из детской книжки с забавным текстом: «Двое из ларца, одинаковых с лица».

Да, команда Красной Линии была объективно сильнейшей на Играх, и даже ганзейцы во главе с Грабовым ей в подметки не годились. Однако Трёшка хорошо знал, что быть сильнейшим вовсе не подразумевает быть победителем. Скорее наоборот, лучшие всегда отправляются в небытие, ибо они опасны для менее талантливых, но более подлых и коварных соперников. Рома подумал о легендарном команданте Эрнесто Че Геваре. На Красной Линии ценили героев прошлого, особенно приверженцев коммунистического пути. И подрастающему поколению краснолинейцев знаменитого латиноамериканского революционера ставили в пример. Он был лучшим, но отчего-то прожил недолго. И кто знает, как бы его чтили, если бы он не погиб смертью бесстрашных.