Но он уже распер калитку и бочком протиснулся в нее, прощально махнув мне огромной лапищей.

Я действительно не понял, с чем столкнулся. С подозрительностью ревностного служаки, выученного не распространяться про хозяйские дела? Или имелось все-таки нечто, подлежащее сокрытию от стороннего внимания и кем-то предусмотрительно наглухо зашторенное? Я потоптался у ворот. Беспомощно развел руками. Выругался в сердцах и потащился к машине. А что мне еще оставалось?

И все же, развернувшись, я сначала поехал на собственно сельскую территорию. Уже за первыми рублеными избами справа открылась ровная полукруглая лужайка — очевидно, центральная деревенская площадь: с аккуратными лавочками по сторонам и цветочной клумбой посередке. А в глубине — небольшой теремок с фигурной крышей «под шалаш». Судя по оранжевой вывеске, домик претендовал на довольно высокий статус. Надо же, усмехнулся я, не корчма, не шинок, и даже не столовая, а «Кафе».

Но войдя внутрь, с изумлением оглядел просторное опрятное помещение и понял, что иронизировал напрасно. Все было честь честью: тюлевые занавески на двух узорчатых окнах, круглые столики с ажурными салфетками под приборы, голубые стены украшены замысловатыми бра. Зал пустовал, лишь в левом углу заливалась пивом и гоготом тройка мужиков. Я направился к стойке, взгромоздился на высокий табурет и попросил чего-нибудь попить. Ядреная круглолицая молодица лет тридцати с уложенной венком русой косой предложила мне любого пива на выбор, но я отказался.

— Мне бы чего-нибудь без запаха.

— Хотите колу?.. Или кваса…

Я предпочел квас. Напиток оказался весьма приятным на вкус и в меру охлажденным. Женщина поглядела, как гость с наслаждением присосался к кружке и, довольно кивнув, поведала:

— Наш, сами готовим…

Похоже, она с безлюдного утра истомилась от скуки, и ее сильно подмывало завязать задушевную беседу с приблудным путником. Меня это устраивало, и даже очень. Я сделал огромный глоток, умильно облизнулся и пошел навстречу искрящемуся в синих глазах желанию. За пятнадцать минут мы галопом обсудили уйму животрепещущих проблем: и как непросто содержать такое шикарное заведение в небогатой деревушке — выручает потом наработанная слава, притягивающая всевозможный наезжий люд из райцентра и окрестных мест; и о давно лелеемой ею с супругом Ванечкой мечте обосноваться со своим бизнесом в столице — только ох какой капитал нужно еще накопить; и даже о культурной миссии служителей ресторации на селе.

— Вечером вот включаем магнитофон. И какая-никакая молодежь собирается — танцуют на площадке. Все лучше, чем у телевизора слепнуть.

Преамбула затянулась — я уже заказал и умял парочку бутербродов с сочными котлетами и добивал вторую кружку хлебного питья, когда наконец проклюнулся долгожданный вопрос:

— А вы-то сами из Москвы будете? По делу к нам или как?

— По делу, — ответил я. — Мне нужно разыскать кое-кого из ваших соседей.

— Соседей? — Женщина с любопытством вскинула голову. — Это к кому же такие гости?

Я назвал Дарью Мартыновну.

— A-а, та немка, из коттеджей, да? Ну что на днях мужа схоронила? — Я кивнул. — Так вы ее здесь не сыщете. Ее увезли отсюда. Как раз после похорон.

— Что значит — увезли? — переспросил я.

— Ну не знаю… Она забежала сюда. Вся не в себе, вздрюченная какая-то. Что-то будто сказать хотела, да тут следом заявились эти… два бугая и мужчина с ними, интеллигентный такой из себя. Взяли ее под ручки. О чем-то сердито пошептались. А потом и увели.

— Насильно?

— Ну… не знаю. Так это смотрелось. Тот — интеллигентный — сказал будто бы: «Не вынуждайте нас…» Или что-то вроде того.

— Значит, у вас создалось впечатление, что ее увезли против воли?

— Вроде бы. Вид у нее был такой жалостный. В дверях она оглянулась и…

Бранчливый голос откуда-то сбоку внезапно вторгся в наш разговор:

— Ксю-юша!

Я только сейчас заметил, что галдеж за угловым столиком стих. Все три головы развернулись в нашу сторону и, очевидно, давно уже прислушивались. Похожий на одряхлевшего Тараса Бульбу седоусый дед насупил кустистые брови и укоризненно молвил:

— Балаболка ты, Ксюша. Чего раскудахталась-то?

Женщина смешалась:

— Я что?.. Да я ничего такого… Я просто… — И наклонясь, пояснила шепотом: — Тесть мой.

— То-то и оно, что ничего, — продолжал ворчать Бульба. — Делом бы занялась, чем попусту языком молоть. Пива подай.

Она сконфуженно кивнула мне. Отступила назад, вынула из холодильника запотевшие бутылки и со смущенной миной пошла из-за стойки. Потом возвратилась, все так же радушно улыбнулась мне, но наш идиллический контакт был уже, похоже, безнадежно нарушен. Я попробовал подобраться с другого конца — что-то спросил о похоронах и о покойном Вайсмане. Она пожала плечами и, косясь в угол, отозвалась повинной оговоркой:

— Да, в общем-то, мы ничего про них, этих коттеджников, не ведаем. Как-то почти совсем не знаемся с ними. И немку я эту видела однажды только. Может, и почудилось что. С могилы же была. Кончина мужа кого хочешь пришибет. А какие там дела еще, откуда нам знать.

Да, похоже, больше мне ничего не выведать. Краник закрылся наглухо. Проклиная в душе грозного Бульбу, я поблагодарил хозяйку за отменный прием. Сполз с табурета и, прощаясь, поинтересовался, какая больница обслуживает деревню. Неожиданный перескок сильно озадачил женщину. В замешательстве она вытаращилась на меня и комично задвигала губами, точно пробуя на вкус, в чем тут закавыка.

— Ваша больница, — успокоил я ее. — Та, где вы лечитесь в случае чего. Мне надо туда заглянуть.

— А-а-а, — протянула она растерянно. — Вообще-то мы приписаны к Прудному. Это наш райцентр. Здесь недалеко. Езжайте прямо по дороге, через минут двадцать будете.

Я поехал прямо по довольно приличной асфальтовой дороге. И вскоре действительно достиг небольшого городка. Древние бревенчатые домики на окраине — память о недавнем поселковом прошлом — сменились блочными застройками в два, три, пять этажей, а в центре красовалось даже солидное каменное сооружение с колоннами и лепным фронтоном. Я справился у кого-то из прохожих о больнице. «Нет проблем, — бодро заверили меня. — Никуда не сворачивайте — главная улица сама выведет».

Но бодряк был не прав, проблемой оказалось само движение по этому чертову поселению. Местный люд, казалось, не замечал никаких автомобилей и безмятежно сновал по мостовым, точно по пешеходной зоне. Дорожные знаки на каждом шагу предупреждали об ограничении скорости в тридцать километров, но добро бы удавалось выжать хоть двадцать, так что путь до лечебницы занял у меня не менее получаса.

Больница располагалась весьма живописно. Само двухэтажное здание, белое, длинное, с покатой черепичной крышей и унылыми прямоугольниками окон, напоминало казарменные строения. Но местность вокруг радовала и глаз, и нос: с трех сторон полукольцом надвигался густой смешанный лес, фасад смотрел на ухоженный луг с аккуратными рядами розовых цветов по бокам и все дышало какой-то пронзительной, прямо-таки элизейной свежестью. Я свернул на покрытую кирпичным щебнем площадку, которая, судя по притулившейся здесь видавшей виды серой «Волге», предназначалась для парковки.