каждом шаге, когда по телу передавалось легкое колебание.

 В корабельных коридорах даже воздух казался другим. Мы бесконечно поворачивали и даже спустились по маленькой лесенке, но мне это все казалось желанным путешествием. Вскоре запахло едой, жареным мясом. Я почувствовала, как рот моментально наполнился слюной. Мы снова завернули, и я отшатнулась, едва не своротив чужой поднос. Я подняла голову и попятилась на шаг:

— Розали…

Розали охнула, увидев меня. Какое-то время стояла, замерев, пристально глядя в лицо, но будто опомнилась, опустила голову. Сделала шаг назад, словно опасалась, что ударю или вцеплюсь в волосы. Я украдкой посмотрела на Пруста — как некстати… У меня были вопросы к Розали, но я не решусь говорить при адъютанте Нордер-Галя. Да и она не скажет правду.

За спиной Розали виднелась открытая дверь, ведущая в кухню. Доносился шум воды, звон посуды.

— Пруст! — в проеме показалось взмыленное круглое лицо. — Как вас угораздило? Я уж слышал!

Пруст натянуто усмехнулся, но этот жест, по всей видимости, отозвался болью. Он тут же поморщился и шумно выдохнул, будто пытался заглушить неприятные ощущения. Направился в сторону кухни:

— Угораздило, Тагор. Асуран решил проверить меня на прочность.

Через плечо Розали я видела, как лицо повара вытянулось, во взгляде читалось недоумение. Он что-то отвечал, но я уже не вслушивалась.

Я заглянула в серые глаза Розали:

— Зачем ты это сделала?

Она поджала губы:

— Что?

Я чувствовала ее напряжение — она приготовилась обороняться. Сейчас она совсем не походила на ту Розали, которая плакала в лесу. Это воспоминание тут же всплыло из небытия.

—  Зачем выстрелила себе в ногу?

Я не стала спрашивать, как она себя чувствует. Если пришла за ужином, значит, все в порядке.

Она опустила голову еще ниже. Пальцы стиснули края подноса так, что побелели.

— Абир-Тан не простил бы мне. Что я… сама воспользовалась…— Она будто опомнилась, осеклась, с вызовом вскинула голову: — Он доверяет мне. Прости, каждый за себя.

Она хотела уйти, но я схватила за запястье:

— Почему Нордер-Галь говорит, что я стреляла в тебя?

— Так было нужно.

Я разжала пальцы, отстранилась. Большего я не добьюсь. Да и времени  не было. Судя по всему, Розали вывернула так, что инициатором побега оказалась я. И если бы события развивались иначе, это бы значило, что она попросту подставила меня. Ей нельзя доверять.

Я посмотрела в спину Розали. Она прихрамывала на своих каблуках. Идеальная гладкая шапочка черных волос колыхалась в такт неровным шагам. Наверное, я бы расплакалась от обиды. Тогда, раньше. До всего этого кошмара. Сейчас — чувствовала какое-то расчетливое сожаление. Словно просто вычеркнула имя в блокноте. Лишь чуть-чуть холодило в груди, будто упали несколько снежинок.

Когда я повернулась, Пруст уже выходил из дверей с подносом, полным тарелок, накрытых блестящими крышками. Я хотела забрать поднос, но он покачал головой и отдал только перед дверью каюты. Тогда я поняла почему — тяжело.

Я вошла, донесла до стола и, наконец, опустила, чувствуя облегчение. Эти несколько шагов от двери казались бесконечными, потому что я думала только о том, чтобы не уронить и не упасть. И все это время Нордер-Галь не сводил с меня пристального взгляда.  Он уже не казался таким уставшим, скорее, расслабленным. В графине прилично убавилось.

Он кивнул на складные стулья у стены:

— Возьми стул, садись.

Я не возражала. Поставила стул и принялась снимать крышки. Печеная свинина, несколько овощных гарниров, салат с какими-то белыми ростками, остро пахнущий уксусом. Признаться, я очень хотела есть. Я сняла крышку с самого маленького блюда и замерла с занесенной рукой — в глубокой миске лежали куски сырого мяса. По виду — курятина.

Нордер-Галь перехватил мой недоуменный взгляд:

— Это для Асурана.

Я кивнула, посмотрела на насест. Перилл уже учуял и переместился к ближнему концу своей палки. Пригнулся, тянул шею, чуть припушив перья, и издавал уже знакомый жалобный звук — просил.

Я потянулась к миске:

— Можно, я покормлю его?

Нордер-Галь замер, буравил меня взглядом. Смотрел поочередно: то на меня, то на птицу:

— Разве ты не боишься?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Но я не хочу бояться.

Нордер-Галь ничего не ответил, и я расценила это, как одобрение. Подцепила пальцами кусочек мяса, поднялась и пошла к птице. Асуран смотрел на мою руку, на зажатое лакомство. Не сводил глаз и старался податься навстречу всем телом, даже приоткрывал рот. Я шла медленно, старалась, чтобы движения были плавными. Но у меня не было никакой уверенности, что этот комок перьев вновь воспылает ко мне неожиданной любовью.

Я остановилась в шаге от Асурана. Повернулась к Нордер-Галю, увидев, как он напрягся, подался вперед, готовый вскочить в любую минуту. Медленно вытягивала руку, наблюдая, как птица буквально изводится, совершая нетерпеливые нервные движения.  Когда между страшным клювом и моей рукой осталось лишь несколько сантиметров, я все же струсила, отдернула. В ответ на этот жест Асуран расправил крылья, пригнулся и зарычал.

Нордер-Галь поднялся:

— Отойди. Он тебя не подпустит.

Но вместо того, чтобы послушаться, я вновь вытянула руку. Быстро, без колебаний. Асуран тут же ухватил кусок, зажатый между двух пальцев, и торопливо заглотил. Тут же требовательно пискнул, глядя на меня.

Казалось, во взгляде Нордер-Галя я прочитала жгучую ревность. Он  опустился в кресло, положил в тарелку кусок свинины, бросил, не поднимая головы:

— Рассказывай, что произошло сегодня.

Глава 24

Меня жгло изнутри, словно выскребли потроха и напихали углей. Кусок не лез в горло. Я отбросил вилку, смотрел, как Тарис стоит в опасной близости от Асурана. И тот тянет шею, приоткрывает клюв. Чертов предатель!

Я знаю все его повадки, все его жесты, все ужимки. Я знаю его так, как знают самое близкое существо. Каждый звук, каждый взмах крыльев, каждое движение зрачков. С тех пор, как он был немощным лысым пучеглазым птенцом. Он мой! Только мой! Птица, признающая лишь одного хозяина. Верная птица.

Тарис спокойно подошла к столу, забрала миску с мясом и снова направилась к Асурану. Бросила мне, словно между прочим:

— Что ты хочешь услышать?

Я молчал. Казалось, я опьянел, и меня окружали химеры. Казалось, они оба изменяли мне у меня же на глазах. Мои. Но в эту минуту не принадлежащие мне. Дичь! Безумная сиюминутная мысль. Я даже не подозревал, что мой разум может породить нечто подобное. Но я смотрел, закаменев, не в