Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что он говорит?! Наравне с Богом, глупость какая!.. Да жить бы спокойно и усилий поменьше затрачивать! — доносилось со всех сторон. Во всей аудитории лишь пара человек выделялась из этой ропщущей толпы. Они не слышали ничего вокруг. Они задумались над сказанным. “Быть наравне с Богом! Это ли не мечта, достойная настоящего человека! Не об этом ли мечтали еще древние греки, а мы, со всеми нашими компьютерами и ядерными ракетами, забыли древнюю мечту!”
— Но хватит пустых речей! — Григорий переходил к практике, как всегда, резко. — Сейчас я вам покажу голограмму Знака. Конечно, в реальности он не такой, его невозможно подделать, но по крайней мере это изображение даст вам представление о сути явления.
Говоря это, Григорий подошел к кафедре. Его рука нажала кнопку на пульте. С тихим шелестом закрылись шторы, еще одно мягкое нажатие — и погас свет. Полумрак окутал аудиторию. Учитель взял с кафедры книгу. Игнат заметил белый лоскуток закладки, торчащий среди страниц. Григорий подхватил его и раскрыл книгу. Все, как один, ахнули. Над книгой, четкий и яркий, повис Знак. Это было нечто неописуемое словами. Ни один художник не смог бы изобразить это на бумаге. Любая попытка выглядела бы настолько жалкой и грубой, что он сам бы уничтожил свой рисунок. Это был Знак!
Завороженно они глядели на Знак и молчали. Сейчас, пролети через аудиторию муха, ее было бы прекрасно слышно с любого места. Тишина накрыла зал непроницаемым куполом.
— Именно этот Знак венчает людей, прошедших посвящение! — сказал Григорий и закрыл книгу.
Зал отозвался гулом разочарования.
— Когда вы пройдете посвящение, этот Знак будет доступен каждому. Вы будете проводить на него свои медитации. А сейчас закрепим материал прошедшего урока...
Игнат вернулся домой после занятий. Жабик, как всегда, отсутствует, в последнее время это вошло в традицию. Он целыми днями пропадает невесть где и никак не желает рассказывать, где был. Обычно, когда Игнат заводил об этом разговор, Жабик притворялся полным придурком и невинно моргал глазками. “Жабик гулял по городу! Славный на площади фонтан! Жабику понравилось!” или “Жабик катался на карусельках! Славные в городе карусельки! Жабику понравилось” — вот и все, что можно было от него добиться.
Игнат много думал о Жабике после того вечера, когда тот продемонстрировал силу. Он даже пытался напрямую поговорить с ним, но тот, как всегда, притворился “чайником”. По всему выходило, что Жабик ведет свою непонятную игру. Может быть, в нем нет опасности, но тайна порой бывает опаснее любой агрессии. Хорошо, что Оксану удалось уговорить уехать, хоть за нее теперь волноваться не нужно.
Игнат недовольно поморщился. Опять в голову лезут посторонние мысли. Сегодня день отчета перед Черемушкиным, нужно прийти не с пустыми руками. Нужно написать достойную статью. Тем более сегодня мысли идут как никогда. Слова ложатся яркие, острые, как лезвие бритвы. Игнат подхватил ручку и принялся писать...
Наконец все! Он поставил точку, потянулся с хрустом. Перед ним лежали листки, исписанные мелким, убористым почерком. Статья получилась яркая и едкая. Именно такие статьи вызывают бурю воплей с обеих сторон баррикад. Никто не остается равнодушным. Либо горячее одобрение, либо яростный протест. Именно такие статьи написали Федька и Василий Иванович. И теперь один в бегах, другой в больнице...
Игнат отложил ручку, посмотрел на исписанные листки. Отчего-то уже не так хочется нести их в газету. И дело даже не в страхе, хотя он тоже присутствует. Дело в том, что статья ударит по секте, ударит еще сильнее, чем раньше. А секта вроде бы стала своей. Гроб или тот же дядя Ваня, конечно, доставляют городу проблемы. Но чем плох Григорий, товарищи по обучению? Рост, как и все явления, имеет положительные и отрицательные стороны. Уж если говорить честно и положа руку на сердце, то ведь и эту статью он написал, используя активность мозга, полученную от Роста. Раньше ни за что бы не вышло так ярко и емко.
Игнат вскочил и побежал по комнате, туда и обратно. Он всегда так делал, когда нужно было подстегнуть мыслительные процессы. Будто движение могло убыстрить ход мысли, направить ее в нужное русло.
Словно наяву, перед ним встали последние годы жизни. Он вспомнил, как впервые пришел в газету, заново пережил робость и неуверенность первых дней, ощутил радушие и доброту коллег. Неспешные поучения Василия Ивановича, шутливые разгромы первых его статей Черемушкиным. Игнат вспомнил, как впервые в редакции появилась Алла. Тихая и спокойная, она профессионально выдавала новости и гасила возможные конфликты между сотрудниками редакции.
“Они тоже моя семья! — подумал Игнат. — И если Рост — это всего лишь неделя занятий, то с ними меня связывает гораздо больше! Я не могу их предать. Без моей статьи газету могут попросту закрыть! “Это война! Нам объявили войну на уничтожение!” — говорил Черемушкин. Надеюсь, главный редактор, как всегда, утрировал. Если эти слова правда, то они означают, что газета обречена! После всего увиденного невозможно даже помыслить, что редакция одной газеты, пускай даже самой крупной в городе, может тягаться с сектой, за которой стоят такие силы!”
Так и не решив до конца дилемму, Игнат положил исписанные листки в папку и вышел из дому. Обо всем этом следует поговорить с Черемушкиным.
В редакции было тихо и пустынно. Час поздний, к этому времени большинство сотрудников уже расходятся по домам. Зато есть хороший шанс застать на месте Черемушкина. Не заглядывая в другие комнаты, Игнат сразу открыл дверь редакторского кабинета.
— Здравствуйте, Владимир Михайлович, — сказал он и, не дожидаясь приглашения, вошел.
Черемушкин сидел за столом, уперев подбородок в сложенные замком руки. Глаза его смотрели в даль, ведомую только ему одному. На столе редактора царил беспорядок-органайзер не на своем месте, ручки и карандаши раскатились по столу веером. И что уж совсем невероятно, стулья стоят как попало, один и вовсе выдвинут в проход. Тревога охватила Игната. Случилось что-то недоброе, если Черемушкин позабыл о своей аккуратности. Колебания мгновенно улетучились. В этот момент Игнат вновь был патриотом газеты.
— Владимир Михайлович, что случилось?! — воскликнул он.
— А?! — Черемушкин вздрогнул, заморгал недоуменно. Даже не заметил, как Игнат вошел. — А, Игнат! Здравствуй! Присаживайся.
Игнат подхватил стоявший в проходе стул, осторожно сел. Поведение Владимира Михайловича решительно не нравилось. Таким Игнат не видел его никогда.
— “Рост” оказался сильнее, чем я думал, — проговорил Черемушкин. Глаза его глядели в пространство, голос звучал безжизненно. — Сегодня налоговые органы закрыли радио “Рефлекс-ФМ”. Мой свекор арестован за неуплату налогов. Вчера на канале “Семь баллов” сменили руководство. Теперь там заправляет человек Сивушина!
Черемушкин умолк, плечи его потерянно опустились.
— Сволочи! Какие же они сволочи! — с внезапной яростью крикнул он. Вспышка тут же угасла, словно отняла у него последние силы. Редактор взглянул на Игната остановившимися глазами. — Я подвел тебя, сынок. Не будешь ты моим замом. Скорее всего, наша газета будет следующей.