Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знал, что участвую в конкурсе, — усмехаясь, парирует мой муж. Садится рядом, прямо на деревяный настил палубы, скрестив по-турецки ноги. Кладет руку на мой выступающий горой Джомолунгмой живот. — Опять пинается. Точно не больно?
Фыркаю. Боюсь, если я буду закатывать глаза с такой регулярностью, когда-нибудь они не вернутся в нормальное положение.
— Нисколько.
— Живот ходуном. — Марат касается губами нагретой солнышком кожи. Вообще он не из тех, кто готов на публику выставлять наши отношения (не то что его друг), но тут, видно, просто невозможно удержаться.
— Малыш просится наружу.
Я сладко потягиваюсь, совсем не подумав о том, как мой драгоценный помешанный на контроле муж воспримет эти слова. Как видно, все же не врут ученые, когда говорят, что интеллект беременной женщины сильно снижается. Раньше я была более чуткой к заскокам мужа.
— Прямо сейчас? — Марат вскакивает. В глазах паника. Сущий ад.
— Пфф… Нет. Успокойся. Разве ты не помнишь о нашей договоренности с мелким?
— Помню. — Он чуть расслабляется и плюхается обратно. — Я только не пойму, откуда в тебе эта святая уверенность, что наш сын сделает, как ты хочешь.
— Он хороший мальчик. И не станет портить мамочке с папочкой праздник. Ужас ведь как хорошо! — зеваю, деликатно прикрыв ладошкой рот.
— Почему сразу портить? Может, он явится мне в качестве подарка?
— Нет. Он не только хороший, но еще и очень… очень умный. Родится в свой день. Чтобы все внимание ему. Все подарки. Нет ничего хуже — делить свой день рождения с кем-то.
— Я не кто-то! Я его отец! — грудь Марата выпячивается вперед колесом от распирающей его гордости.
— Тем более, — скольжу по этой самой груди взглядом оголодавшей кошки. Иногда, вот как сейчас, я понимаю его затыки. Например, то, что мне категорически нельзя носить открытые купальники, если мы не одни. Нет-нет, Марат никогда сам не станет озвучивать каких-то запретов. И не предъявит мне ничего. Но я знаю, что ему это неприятно. И никогда не провоцирую. Самой мне тоже частенько хочется его прикрыть. Чтобы никто не смел пялиться на то, что мое! От длинных, покрытых короткими темными волосками пальцев на ногах до вихрастой макушки. Мое… Теперь уж точно. Зажмуриваюсь. Счастье окатывает волной, смывая неприятные ощущения в пояснице.
— Из Марьям выйдет хорошая сестричка. Только посмотри на нее.
Марьям носится по палубе, толкая впереди себя огромную двухместную коляску, в которой сопят полугодовалые близнецы Брагина. Степка и Гришка.
— Угу.
— Не представляю, как они справляются сразу с двумя. Я с одной Марьям с трудом справлялась. А ведь я была старше Марфы в то время. И никаких докторских не защищала.
Марат хмыкает, глядя на друга с женой.
— У них еще и третий на подходе.
— Серьезно? — сажусь на шезлонге, широко открыв рот.
— Ага. Поэтому Брага от Манюни и не отходит. Она его чуть не прибила, когда узнала, что он опять ей заделал спиногрыза. — Марат смеется. — Эх, кто бы мне сказал, когда я Марфу покупал, чем дело кончится.
— В каком смысле покупал? — хмурюсь.
— А я тебе не рассказывал? — удивляется Марат.
— Не-а.
— Мы Браге подарили Маню на день рождения. Точнее — ее девственность. Только т-ш-ш-ш. Как ты понимаешь, это секрет.
— Вы подарили ему живого человека?!
— Вот это мы раньше жгли, прикинь. Самому сейчас не верится.
— А девственница-то ему на кой была нужна? Он пил ее кровь?
Марат ржет.
— Ну, как… Новый опыт, и все такое, — отворачивается, чтобы достать водичку из стоящего здесь же холодильника. Глупо, но отчего-то мне становится неловко. Это, конечно, бред, но я знаю, что ему бы хотелось быть у меня первым. Как бы архаично и кондово это не звучало в двадцать первом веке. Впрочем, если бы я знала, что когда-нибудь его встречу, то хранила бы себя, не задумываясь. А теперь уж что?
— Они вместе меньше двух лет, а по детям уже нас обставили, — Марат обращает все в шутку.
— Не факт, главное, что будет в общем зачете. К тому же стоит учитывать, что из семи наших лет, пять я не могла забеременеть в принципе.
— Не так. В принципе ты могла.
— Ну, если бы не хранила тебе верность, то наверное.
Разговор быстро надоедает. Я не люблю вспоминать о времени, когда мы были не вместе. Теперь, когда Маратом наполнен каждый мой день, той потерянной жизни мне еще сильней жаль.
— Хранила мне верность?
Вскидываю на мужа удивленный взгляд.
— Эм… А что тут такого?
— Ты все то время хранила мне верность? Все эти пять лет?
В третий раз за этот короткий разговор закатываю глаза. Не знаю, обижаться мне или нет. Иногда Марат что-нибудь как скажет!
— Я же тебя любила. Думаешь, мне было так легко кого-нибудь к себе подпустить?
Март молчит. А его взгляд темнеет. Это явный предвестник бури. Позволь — нас обоих сметет. Внизу живота разливается жар. Грудь горит. Соски моментально проступают под купальником. И мой муж замечает все-все.
— Ты когда-нибудь сведешь меня с ума! Ты хоть представляешь, как я мучился, думая…
— А зачем ты всякое нехорошее про меня думаешь?
— Нет! Нет, что ты! Ты имела право. Я бы ни слова тебе не сказал, но… Аллах. Ты правда… ни с кем?
Медленно веду головой. А может, и не надо было. Пусть бы мучился. Сам-то он ни в чем себе не отказывал.
— Моя… Моя! Никому… Никогда… — налетает на мои губы. Сминает, лижет. Вот тебе и не любит выставлять наши отношения на публику!
Кто-то неподалеку свистит, улюлюкает. Я медленно отстраняюсь.
— Перестань. Твои родители подумают, что я девушка легкого поведения, — усмехаюсь, дышать становится нечем.
— Еще чего! Они тебя обожают, — шепчет жарко Марат. А после, нахмурившись, переводит взгляд на еще одного своего друга — Антона. Того самого свистуна. — Отец млеет, когда ты его называешь папой. Спасибо, что приняла наши правила.
— Брось. Я всю свою жизнь мечтала, что меня удочерят. И вот моя мечта сбылась. Рядом с тобой вообще все мои мечты сбываются.
Склоняю голову мужу на грудь. Веду по его мощной шее пальцами. Застываем так, переживая вместе обуявшие нас эмоции. Скольжу ленивым взглядом по сторонам. Родители Марата сидят чуть поодаль, полностью довольные жизнью. Марьям «припарковала» коляску у четы Брагиных. Те воркуют о чем-то с ней. Антон с Назаром подходят к нам. Протягивают Марату
