— День добрый всем. Я иду с поля, капитан. Корова Лампарина пала вчера, и я продал шкуру одному сеньору.

Капитан ответил ему:

— Убирайся ты к дьяволу, бесстыжий негодяй! Эта тварь приходит только для того, чтобы сообщить мне какую-нибудь неприятность. Нашей эти деньги себе на хвост!..

— Но, капитан, почему вы подымаете такой шум? Я уже говорил вашей милости, что уйду с фазенды в любой день, когда сеньору будет угодно прогнать меня.

— Убирайся!

Но вакейро не пошевелился; держа шапку в руках, он улыбался, не придавая значения крикам хозяина.

— Все же, капитан, я на вас не обижаюсь. Я родился на этой земле и знаю, что капитан хорошо относится ко мне. Бранитесь просто так, чтобы отвести душу. Знаешь, сынок, — обратился он к Бенто, — капитан Кустодио может мне говорить, что хочет.

Но старик не обратил внимания на слова вакейро и ушел в дом.

— Он такой с тех пор, как я себя помню. Отец твердил мне каждый день: «Лаурентино, не смей и думать уходить из Рокейры». Мой старый отец был вакейро у отца капитана и умер на этой работе. Но теперь все изменилось. Капитан больше ничем не интересуется, даже не зайдет взглянуть на свой скот. С тех пор как убили его сына, он стал таким. Это от горя, паренек. Так будет до самой смерти. Скотинка все убывает. Так-то. Но я не уйду, я не обижаюсь на него за брань. Нет. Не обижаюсь…

Потом мастер Жеронимо раскричался на плотника Флориндо, и они чуть не вцепились друг в друга. Повздорили из-за жерди к мельнице, и Бенто должен был их успокаивать.

— Нет, я не останусь больше здесь! — кричал Флориндо. — Я плотник, мастер своего дела и не намерен выносить ничьих оскорблений. В этой Рокейре нет хозяина, который бы мне приказывал, а я пришел не для того, чтобы всякий поднимал голос на меня.

Мастер, успокаиваясь, уже более миролюбиво сказал:

— Делайте что положено.

Капитан зашел, чтобы узнать причину спора, и, молча выслушав жалобу каждого, повернулся и ушел, так и не произнеся ни слова. Он казался очень далеким от всего. Вакейро все еще ждал его у порога и, когда капитан входил в дом, подошел к нему.

— Капитан, я иду к себе и хотел бы только просить вашу милость выдать мне креолин для лечения скота от чесотки.

— Я уже сказал тебе, убирайся к дьяволу. Я не желаю видеть вора на пороге своего дома.

И повернулся к нему спиной. Вакейро только улыбнулся и пошел к сахароварне.

— Пусть я буду вором, — сказал, улыбнувшись, Лаурентино, — но с этой земли я все равно не уйду, мастер. Даже кангасейро не прогонят меня отсюда. Старик просто выжил из ума!

После того как вакейро уехал на своем тощем коне, мастер Жеронимо обратился к Бенто:

— Эта тварь только тревожит капитана. Не проходит и недели, чтобы он не явился с известием о том, что пала корова. А этот чертов старик совсем пропащий. У него просто сил нет выбросить этого мерзавца на улицу. Даже работать на такого никчемного человека нет охоты. И подумать только — уйти с земли доктора Кунья Лима, чтобы попасть к этому болтуну.

Вечером они уходили вместе. Бенто отправился в дом на гору за своими пожитками. Проходя мимо дома мастера, он задержался у дверей поговорить с Алисе. Она, видно, готовилась к встрече: распустила волосы, черные глаза казались еще чернее, она ждала его… Мастер сразу прошел в дом, и молодые люди могли поговорить наедине.

— Я говорил с твоим отцом, все хорошо, — сообщил Бенто невесте.

Алисе радостно улыбнулась, и Бенто прижал ее к себе. Молодое тело девушки благоухало весенней свежестью. В этот момент прибежал Зе Луиз и, весь горя, стал рассказывать о нападении на Жатоба:

— Апарисио с отрядом больше чем в сто человек окружил город; перестрелка длилась больше трех часов. Новость принес какой-то вакейро, он все рассказал в лавке… Погибло много народу…

VII

Услышав о нападении на Жатоба. Бентиньо бросился разыскивать капитана. Он застал его в постели с приступом эризипелы.

— Я промочил ноги в водоеме — хотел вытащить из воды дохлую утку, после этого почувствовал боль в ноге.

Его воспаленные глаза глубоко ввалились под мохнатыми, похожими на раскинутые лапы паука бровями. От высокой температуры лицо пылало, но, как только старик услышал новость, он сел в постели и все его тело стало содрогаться, как будто по нему пробегал ток высокого напряжения.

— Не говори, сынок… Не говори, сынок… Я убежден, что в этот час Касуса Леутерио уже понес кару за свои подлые дела… А кто принес эту новость? А это правда?

Сделав над собой невероятное усилие, он попытался встать, но не смог поднять распухшую ногу и от боли свалился, как мешок. Его всего трясло, но он продолжал, захлебываясь, говорить, счастливый, что наконец его мечта сбылась. Потом, совсем обессилев, умолк, но и тогда он пытался собраться с силами и заговорить, но мысли все больше путались. Температура поднялась еще выше, и он в бреду начал громко выкрикивать:

— Собака, уходи из моего дома, вор… Мосинья, пусти меня, дай мне убить эту собаку…

Пришла старая служанка Доната оправить постель и, увидев парня, не сдержалась:

— А, сынок, ты здесь. Вот в каком состоянии капитан. Когда у него болит нога, кровь бросается ему в голову, и он начинает нести всякую несуразицу. Это — «горная болезнь». Оставь его одного, сынок. Я позабочусь о нем.

Бенто ушел; возле сарая он остановился поговорить с Терто:

— Старик страшно кричит. Это — «горная болезнь», она развязывает человеку язык, он начинает болтать всякую чертовщину.

Бенто передал ему слухи о нападении на Жатоба, Терто отнесся к этому с интересом:

— Рано или поздно это должно было случиться. Полковнику не справиться самому с Апарисио, и он вызвал в Жатоба регулярные войска. Для Апарисио это не шутка. Ручаюсь, что потери у него огромные.

Ночь окутала Рокейру мраком, и снова проснулись голоса ночи. Терто молчал, Бенто стал обдумывать свое положение: в дом на горе он больше не вернется, будет ночевать здесь. «Сейчас же отправлюсь за гамаком и подвешу его в каморке Терто», — решил он.

Когда Бенто возвратился, Терто лежал уже в своем гамаке и, медленно покачиваясь, курил.

— Друг, я здесь все думаю о нападении на Жатоба. Точных сведений пока нет, поэтому трудно правильно судить обо всем. Ты представляешь себе, как это