На улице в грудь дул пронизывающий ветер, но я, не замечая осеннего холода, летел навстречу Алексею и Антону. С кем, как не с ними, я мог поделиться переполнявшей душу радостью!

Ожидавшие у отдела Кошелев и Фролов, увидев меня, вскочили с лавочки. Заметив поблескивающий в лучах осеннего солнца красным цветом новенький орден на моей гимнастерке, они искренне обрадовались:

– Поздравляем, товарищ капитан!

Оба чуть ли не носами уткнулись в орден, разглядывая его. Мне стало неудобно.

– Ну – все, хлопцы. Сегодня вечером на квартире отметим это дело, тогда и поглядите. А сейчас – на КПП! Сегодня дежурим на шоссе.

Мы уселись в полуторку и направились к выезду из города. Здесь уже стоял шлагбаум, рядом с ним дежурили двое милиционеров. Их задача – заниматься проверкой штатских, наша – военных.

И пошла рутинная работа:

– Ваши документы… Что везете? Попутчиков брали?

Дело шло к полудню, когда к КПП подъехала машина – крытый брезентом грузовик «ЗИС-5». Поскольку номера на машине были военные, то и проверять ее пошли мы.

Я, как обычно, попросил у водителя документы. Был он чисто – до синевы – выбрит, одет в старенькую форму, но было в нем что-то такое, что привлекло мое внимание, как оперативника. Я даже замешкался, потом стал изучать документы, а сам лихорадочно соображал – что в нем не так? Наконец понял: лицо худощавое, а тело плотное – не соответствует физиономии.

Документы у него были правильные – все контрольные знаки были на месте.

– Куда направляемся?

– В хозяйство Иванова.

Ответ типичный, только Ивановых на Руси – вагон и маленькая тележка.

– Покажите, что в кузове.

– Пожалуйста.

Водитель выбрался из кабины. Я специально попросил его выйти из машины, чтобы увидеть целиком и постараться понять – что мне показалось в нем не совсем обычным.

Мне бросилось в глаза: сапоги на нем солдатские, немецкие – они отличаются от наших широкими голенищами. В них немецкие пехотинцы любили запасные магазины к автоматам засовывать. Ну и что с того – и такая обувка нынче не редкость.

Водитель пошел вдоль кузова, я – шага на три сзади. На ходу поправил пилотку, подав тем самым условный знак моим лейтенантам. Алексей и Антон, не спуская глаз с водителя, обогнув нас, остановились сзади машины.

А дальше события развивались стремительно. Водитель подошел к заднему борту, откинул край брезента, и тут же из кузова ударили два автомата. Точно ударили, как раз по моим лейтенантам – поперек груди. Я хоть и подозревал неладное, но пистолет заранее не вытащил. Только после выстрелов выхватил из кобуры «Вальтер», выстрелил в водителя, отскочил в сторону и веером высадил обойму по брезенту машины – на уровне чуть выше бортов.

Раздался вскрик, и тут же, прямо через борт, в мою сторону ударила очередь. От досок борта полетели щепки.

Я упал на землю, перекатился к лежавшим на дороге лейтенантам, схватил автомат Антона и дал по кузову очередь.

Настала тишина, которая показалась мне оглушительной. После нескольких секунд стрельбы появилось ощущение, как будто в уши заложили вату.

От КПП в сторону грузовика бежали двое милиционеров, на ходу доставая револьверы.

– Что случилось?

– Из машины стрельбу открыли. Посмотри, что в кузове.

Я повернулся ко второму:

– Звони в СМЕРШ, пусть сюда едут.

Сам же подошел к лейтенантам. Пульс можно было не щупать. Оба мертвы. Поперек гимнастерок на уровне груди у обоих шла рваная строчка пулевых пробоин.

Вот и обмыли мой орден… Эх, ребята, ребята, не уберег я вас!

Да в такой ситуации я и сам, будь на их месте, ничего сделать не смог бы. Никакой «маятник» не поможет при стрельбе противником из автоматов с пяти метров.

Милиционер поставил ногу на фаркоп, зацепился рукой за борт, подтянулся.

– Товарищ капитан, туточки двое убитых – в нашей форме.

– Оставь, как есть. Сейчас наши подъедут.

Я подошел к водителю, лежавшему у заднего колеса грузовика. Неожиданно «труп» поднял руку с зажатым в ней наганом и выстрелил. На таком расстоянии промахнуться было невозможно.

Сильный толчок в грудь швырнул меня на землю. Невозможно было набрать в грудь воздуха, в глазах плавали красные круги. Затем я услышал два выстрела. С трудом поднял голову.

Рядом со мной стоял милиционер с дымящимся револьвером в руках. Дострелил гада!

Ай-ай-ай, как же это так? Не убил я его с первого раза, видимо, – только ранил, а он очухался от шока и влепил мне пулю.

Я пошевелился – грудь пронзила острая боль. Я застонал и оперся на локоть.

Ко мне шагнул милиционер, засовывая револьвер в кобуру.

– Капитан, ты живой?

– Жи…вой… пока…

Говорить удавалось мне с трудом.

– Ты лежи, лежи. Сейчас из СМЕРШа приедут. Вон уже Василий от КПП бежит – дозвонился небось. Куда тебя?

– В грудь.

Милиционер наклонился, расстегнул гимнастерку.

– Что за черт – крови не вижу, – недоуменно сопел милиционер. –  О, да ты везучий, капитан! Пуля-то в орден угодила, смяла его. Защитил тебя орден-то! Ну – дела, скажи кому – не поверят!

– А ты и не говори! – едва слышно попытался пошутить я.

Опираясь на руки, я сел. Видел уже нормально, но дышал еще с трудом.

Подошел второй милиционер.

– Товарищ капитан, дозвонился я до СМЕРШа. Сказали – будут сейчас. А чего снова-то стреляли?

Один милиционер объяснил другому, что произошло на его глазах. Оба наклонились, рассматривая орден.

Я и сам скосил глаза. Пуля попала почти в центр «Красной Звезды», сильно деформировав орден. От одного луча красная эмаль отлетела, обнажив голый металл.

Милиционеры поцокали языком:

– Чудо, да и только! А награду жалко.

– Если бы не он – прямо в сердце пуля угодила бы, – криво усмехнулся я.

– Это – да. О, ваши едут – я уже все машины вашего отдела знаю.

Подъехала полуторка, из кабины лихо выпрыгнул старлей Безгуб, из кузова посыпались бойцы с автоматами, окружили машину.

– Ты ранен, Колесников?

– Сам не пойму. Пуля в орден ударила. Вроде крови нет, а дышать не могу – больно.

– Сейчас в госпиталь тебя отвезем. Да ты расскажи, что случилось?

Старлея я знал давно, он был из следственного отдела.