— Улики? — снова поинтересовался я.

— Почти никаких, — продолжил Даркин. — Орудие убийства не найдено, скорее всего, преступник унес его с собой. Судя по ранам, это был большой нож — таким обычно разделывают коровьи туши на скотобойне. Страшная штука — острый, как бритва, и очень тяжелый. Одним ударом можно отрубить человеку руку.

— Может, кто-то из мексиканцев постарался? — предположил Билл. — Из тех, кто работает на скотобойне? Они и к крови привычные, и прирезать кого-нибудь для них — раз плюнуть, постоянно на ножах дерутся, кромсают друг друга почем зря…

— Возможно, — согласился Даркин, — но для мексиканцев это преступление нехарактерно. Если один латинос в пьяной драке пырнет ножом другого — это нормально, ни у кого удивления не вызывает, но чтобы так искромсать жертву, тем более — женщину… Я насчитал на теле более двух десятков ран. К чему такая жестокость? Это прямо садизм какой-то! На такое способен лишь настоящий маньяк — полный отморозок и законченный псих…

— Ладно, версию с мексиканцами сбрасывать со счетов не будем, — решил капитан. — Кто его знает: может, у одного из них крыша поехала? Работа на скотобойне тяжелая, кровавая, вот и свихнулся парень. Но рассмотрим и другие версии. Давай дальше, Дик!

— Следов обуви на земле мы не обнаружили, — продолжил Даркин, — почва в проулке очень сухая, твердая, как асфальт, поэтому и надеяться особенно было не на что. Мы вызвали криминалиста из окружного управления полиции, он снимет отпечатки пальцев с одежды и тела убитой — если, конечно, их найдет. Вот это будут серьезные улики…

— Там могут оказаться и мои пальчики, — вставил я. — Вчера вечером я помогал Люси надевать платье — у него молния сзади, застегивать неудобно. Да и вообще — касался я ее постоянно, причем по всему телу…

— Тогда оставь свои отпечатки для криминалиста, — приказал Нортон, — чтобы не было путаницы, а сейчас постарайся вспомнить все, что было вчера вечером. С подробностями. Может, за вами следили?

— Нет, — помотал я головой, — я бы точно почуял.

— Кстати, из вещей Люси ничего не пропало? Было ли на ней что-то ценное? Украшения, золото?

— Вряд ли, — подумав, ответил я. — Люси не любила ювелирку, говорила, что украшения напоминают ей о прошлом. Ее бывший муж Марк часто дарил цепочки и сережки — заглаживал свои грешки, а после развода она все их продала — чтобы ничто не напоминало о супруге. А новые не покупала.

— Рядом с телом нашли женскую сумочку, — сказал Дик Даркин, — я ее осмотрел. Ничего ценного нет — несколько долларов, мелочь, недорогая косметика.

— Люси всегда говорила, — вспомнил я, — что грабить ее смысла не имеет — слишком мало добычи.

— Значит, — подвел итоги капитан Нортон, — преступление было совершено не из корыстных побуждений, это можно считать доказанным. Похоже, действовал маньяк, возможно — сексуальный. Он, скорее всего, охотился у кинотеатра — хорошее место, тихое. Народу вечером никого не бывает, и рядом пустырь. Поджидал добычу — любую женщину, не важно кого… На малолеток не напал — их двое было, побоялся оставить свидетеля… А потом увидел Люси, набросился, оглушил и затащил в проулок. А там…

— Если нападение было с целью изнасилования, то могут остаться следы спермы, — снова подал голос Дик, — это очень важная улика. Генетический материал индивидуален, мы легко найдем убийцу…

— Интересно, каким образом? — усмехнулся капитан. — Предлагаешь взять образцы спермы у всех мужчин Катарсиса и его окрестностей? Вряд ли это получится. И как ты заставишь сдавать сперму латиносов? Загонишь всех в участок и покажешь, как это делается? На личном примере?

Я скривился, как от зубной боли, но Билл успокаивающе положил руку на плечо — ничего, друг, терпи, такая у нас работа. Сам понимаешь…

Я, конечно, все понимал — ребята, как и я, были подавлены этим преступлением, ничего подобного раньше в Катарсисе не случалось. Они очень старались, делали все, что могли. Но улик действительно было слишком мало.

В это время затренькал телефон, Нортон снял трубку. Несколько минут он напряженно слушал, потом улыбнулся:

— Кажется, ребята, нам повезло, есть еще кое-какие улики. Только что звонил тот самый уборщик из кинотеатра. Он решил утрамбовать мусор в бачках, а внутри нашел костюм Бэтмена — резиновая маска с ушами, перчатки, черный нагрудник, плащ. Ну, знаете, наподобие тех, что надевают на Хэллоуин. На нем есть следы крови — очевидно, преступник перед нападением специально переоделся, а потом выкинул окровавленный костюм на помойку. Боялся, наверное, что останутся следы, вот и решил избавиться. Дик, сгоняй, пожалуйста, к кинотеатру, привези костюм, а заодно еще поройся в бачках — может, что-то еще обнаружишь. Надо собрать как можно больше улик и отдать на экспертизу, глядишь, и появится хоть какая-то зацепка, пусть даже маленькая.

— У нас такие костюмы не продаются, — заявил Билл. — Я для своего сынишки на прошлый Хэллоуин хотел купить, да не нашел. Пришлось мне в Коунсвилль смотаться…

— Значит, надо допросить продавцов магазина — кто и когда покупал у них костюм Бэтмена, — решил капитан. — А также на всякий случай узнаем на почте — не приходила ли кому в последнее время посылка с таким заказом, ведь костюм можно купить и по Интернету. Этим, я думаю, займется Билл — после того как закончит с протоколами.

На этом все закончилось. Дик Даркин уехал за костюмом, Билл занялся протоколами, а Френк Фишер отправился искать малолеток, что были с Люси в кинотеатре. Ко мне подошел капитан Нортон.

— Иди-ка ты домой, Чувак, если нужно, мы тебя вызовем. А если что-нибудь обнаружим — обязательно сообщим. Хотя до окончания экспертизы вряд ли можно рассчитывать на что-то серьезное. Хочешь, я скажу Биллу, чтобы он тебя отвез?

Я отрицательно покачал головой — сам как-нибудь доберусь. Капитан кивнул — ладно, дело твое.

Выйдя из участка, я направился в ближайший бар — мне срочно требовалось выпить. В груди после смерти Люси образовалась какая-та щемящая пустота, и ее надо было немедленно чем-то заполнить. Хоть виски.

* * *

Следующие несколько дней прошли для меня как в тумане. Я занимался похоронами Люси, встречался с людьми — священником, служащим бюро ритуальных услуг, еще с кем-то, но почти ничего не помнил. Для меня время как будто остановилось, я все делал на автомате, как некая машина.

Ребята потом говорили, что я держался молодцом, но это, право, была не моя заслуга — так просто получилось. Я как будто замер, внутренне застыл, не мог ни плакать, ни выражать свои чувства. Дела и заботы спасали меня от одиночества, которое страшным грузом навалилось после смерти Люси. И даже Чамп с Микки почувствовали, что в дом пришло горе — не хулиганили, не требовали внимания, а просто тихо сидели по своим углам.

Странно, я был знаком с Люси всего несколько недель, а она стала для меня самым близким и родным человеком. Наверное, никто из женщин не понимал меня лучше, чем она, и, наверное, уже больше не поймет.