Ночью в его апартаментах было еще уютнее, чем днем. Большой старомодный торшер с зеленым абажуром заполнял часть комнаты теплым, неярким светом. Мрак в ее углах не выглядел угрожающе, а продавленный диван податливо обнял Павла своей потертой кожаной обивкой.

Хозяин, под стать обстановке, был облачен в халат древнего покроя… Даже не в халат, а в барский шлафрок, украшенный витыми шнурами – бранденбурами. Он курил тот самый, украшенный бисером, чубук, который в первое свое посещение Павел видел висящим на стене. По комнате плавали облака голубоватого дыма. Сладко пахло дорогим трубочным табаком.

«Впечатление хочет произвести, – понял Павел. – Позер старый. Нет, он скорее всего не замешан в дьявольских кознях».

– Что привело вас ко мне в столь поздний час? – поздоровавшись, спросил Никифор Митрофанович. Начало было вполне в духе обстановки. Павлу даже показалось: Бурышкин при встрече хотел его по-отечески обнять, но, видно, в последний момент передумал.

– Что привело? – переспросил наш герой. – Да вот это! – Он потряс перед носом Никифора бумагами психиаторши.

– Это как же понимать?

– А вот послушайте…

И Павел вкратце изложил события сегодняшнего дня. Весь рассказ занял минут пятнадцать и представлял собой цепь путаных, плохо связанных между собой фрагментов.

– Хорошо, – произнес Бурышкин, после того как Павел перевел дух. – Ну и в чем причина вашего нервического настроения?

– Как в чем?! – Павел вскочил с дивана. – Знаете что, Никифор Митрофанович, у меня иной раз складывается впечатление: вы с ними заодно!

– С кем – «с ними»?

– С этими демонами!

– Да вы весь на нервах, молодой человек, – огорченно и сочувственно произнес Бурышкин. – Давайте я вам коньячку налью. Очень, знаете ли, успокаивает.

– Можно, – хрипло произнес Павел.

Коньяк у Никифора оказался не супер, но очень даже ничего. Бурышкин, за компанию, тоже проглотил рюмку.

– Спасибо, в самый раз… – поблагодарил Павел, пережевывая дольку горького шоколада.

– Так из-за чего, собственно, суета? – как можно мягче спросил Никифор.

– Да как из-за чего?! – вновь напрягся Павел. – Вы прикиньте… Получается своего рода замкнутый цикл… Началось все с того, что я побывал в квартире убиенного… или убийцы. Вместе с этими… не знаю уж, кто они такие. И вот… ну как сказать, вновь натыкаюсь на него. Разве это случайно?!

– Почему бы и нет?

– Вот не верю! Ни на грамм не верю!

– Дайте-ка мне описание, хочу ознакомиться лично.

Бурышкин водрузил на нос пенсне без оправы, уселся возле торшера и принялся читать бумаги.

Павел ходил по комнате и глазел по сторонам. В полумраке древние вещи, наполнявшие помещение, казалось, жили собственной жизнью. Молодому человеку чудились еле слышные голоса. Шкура белого медведя жаловалась на свое унылое существование, а мушкет, напротив, молодцевато высвистывал позабытый военный маршик.

«А правда, – меланхолично подумал Павел, – чего это я всполошился?»

– Где ваша Катя? – спросил он у хозяина.

– Катя-то? – Бурышкин оторвался от чтения и, сверкнув окулярами, воззрился на гостя. – Да на кухне сидит. А что, нужно позвать?

– Да нет… Я так просто…

– А ведь это идея! Нужно спросить у нее: что происходит?

Он сунул бумагу в руки Павла и убежал на кухню, а через минуту явился, таща за руку шаманку.

– Ага, бурундучок пришел, – увидев Павла, произнесла Катя, похоже, обрадовавшись. – И снова боится. Кого боишься, бурундучок?

– Говорит, черти его одолели, – со смешком произнес Никифор. – Обложили со всех сторон.

– Так и есть, – отозвалась Катя.

– Вот видите! – воскликнул Павел. – Хоть кто-то мне поверил…

– Почему не верить, если так есть, – сообщила Катя.

– Как тебя, дорогая моя, понимать? – недоуменно спросил Бурышкин.

– Да просто. Помнишь, он про квартира говорил…

– Какая квартира?

– Та, где мужик жена убил, а потом сам… Бурундучок туда ходил еще. Пустая квартира… Как капкан. Он с мертвый женщина спал. И эти там были… Демоны. Вот! Они теперь его дальше тянут.

– Но зачем я им нужен?!

– Как не понимаешь. Им нет разница. Ты… другой… Как болезнь… Она разве выбирает? Кто подвернется, в того и влезает.

– Ведь есть люди, к которым болезнь не пристает?

– Да, защищенные. И тут так. В меня они влезть не могут. Я – защищенный. А он – нет. И ты, Бурышка, нет. Но, может, тут другое?

– Что другое?

– Может, на бурундучок чья-то кровь.

– Как это кровь? – всполошился Павел. – Я никогда никого не убивал!

– Ты не понял. Не обязательно сегодня убивал. Может, в прошлой жизни… Или род твой проклят. Узнавать надо.

– Как же можно узнать?

– Спросить у этих…

– Так спросите?! – Павел находился вне себя от возбуждения.

– Спросить можно. Только я не знаю, кого спрашивать. Кого искать?

– А как можно узнать? – вмешался Бурышкин.

– Нужно быть там, где он с ним был. В квартира эта…

– Так поехали!

– Вы что, с ума сошли?! – изумился Павел. – Сейчас ведь ночь…

– Самое время для общения со злыми духами, – весело сказал Никифор.

– Не понимаю вашего энтузиазма. Вы просто как ребенок… Несерьезно это! Да и чепуха. Враки!

– Опять враки? Вы же, молодой человек, на кладбище убедились в обратном. И вообще, Павел, вы слишком трусливы. То прибегаете сам не свой, вроде помочь просите, а потом в кусты.

– Почему в кусты… Вовсе нет. Только ночь сейчас. Подъездная дверь на замке. Потом, там консьержка злющая сидит. Ни за что в такой час посторонним не откроет. Ну и, наконец, квартирная дверь… Ее-то вы как преодолеете? Замок в ней, насколько я помню, не простой. Но даже если мы попадем внутрь, Катя начнет стучать в бубен, бегать, прыгать и кувыркаться. Проснутся соседи, вызовут милицию, и тогда…

– Э-э, молодой человек, – перебил здравомыслящего юнца Никифор, – все ваши доводы – труха! Во-первых, Бурышкин справлялся в своей жизни с любыми, мыслимыми и немыслимыми замками. Помню, в Министерстве иностранных дел вредители потеряли ключи от главного сейфа, в котором хранились все важнейшие государственные тайны. Естественно, вызвали меня. Сейф, помню, еще с царских времен остался, фирмы «Сен-Галли». За полчаса справился! Андрей Андреевич Громыко мне потом лично руку пожал и позволил сфотографироваться с ним на память. Вон он, Громыко, – Никифор указал на одну из висевших на стене фотографий, – а рядом я. Мимо консьержки мы уж как-нибудь проберемся. Тем более что в сей час она дрыхнет без задних ног. А касательно Катиных прыжков, то мы попросим ее вести себя поспокойнее. А, Катя?