— Прости, что ослушалась тебя. Прости, что заставила тебя рисковать собой и Молотом, что подставила и…

— Я думал, что потерял тебя, — его голос напряженный. — Даже думать не хотел, что тебе больно сделают..

Он коснулся моего подбородка. Провел большим пальцем по нижней губе, заворожённо глядя на нее. А потом глаза Грома застыли на пластыре на моем лбу. Напрягся. Видела, как вспыхнула злость в глазах. Я застыла. Тело бросило в дрожь от его касания, от того, сколько было в его глазах сейчас нежности и тепла. Мне было так больно. Я чувствовала себя такой сволочью.

— Прости меня…У тебя большие проблемы и все из-за меня…

Он не дал мне договорить.

— Не думай об этом. Все будет хорошо.

— Ты теперь ненавидишь меня…

— Не надо… — прошептал сдавленно, а затем его ладонь обхватила мою шею. Не успела опомниться, как оказалась в его руках, в плену его поцелуя.

Гром поднял меня на руки, заставив обхватить ногами его торс. Придерживая за спину, продолжая целовать меня, он куда-то шел.

В груди нестерпимо болело, и вместе с тем, я была невероятно счастлива. Простил. Не держит зла. Его губы блуждали по моему телу, его сильные горячие руки сейчас были под моей одеждой. Каждый кусочек кожи до которого докасался это мужчина, горел пламенем.

Я горела. Я хотела его сейчас же и немедленно. Я вдруг поняла, какой дурой была до этого. Вот он — мой, родной, самый красивый и сильный. Моя стена нерушимая.

Я утопала в нем, я целовала его так, что в легких не оставалось кислорода. Да и на черта мне воздух, если я могу дышать им.

Он сорвал с меня майку, подхватив под бедра резко опрокинул на диван. Гром замер, нависая надо мной. Его жадный взгляд блуждал по моему телу. Даже сумраке вечера я видела, как горели его глаза. Полное безумие, но сейчас и слов не нужно было. Я видела, как сильно он любит, как сильно погряз.

— Больше никуда не отпущу, поняла? Хватит, набегался я за тобой. — его губы коснулись моей шеи. Он принялся покрывать нежную кожу поцелуями, а я подавалась бедрами ему навстречу.

Гром потянул за чашечку лифчика, оголяя мою грудь. Мои щеки вспыхнули, когда его губы взяли в плен мой сосок. Но чувство стыда длилось всего лишь доли секунды. Когда его язык прошелся по твердой горошине, в моей голове стали взрываться фейерверки.

Все стеснения и запреты, все сомнения и ненужные мысли, все недосказанности и обиды — все вдруг стало таким ненужным и неважным. Был только он и я. Запах его тела, жар его кожи и дрожь от его поцелуев.

Я сходила с ума. Мы словно чокнутые, словно наркоманы, дорвавшиеся до желаемого. Мы делали с ним то, о чем бы я раньше стеснялась даже подумать. Я любила каждый сантиметр его вкусного тела, а он… он просто боготворил меня. В какой-то момент, в мой второй или третий оргазм по счету, когда я была на рубеже бессознательного, я вдруг поняла, что мне страшно. Столько эмоций, столько чувств, осознание всего накрыло махом и я поняла важную вещь.

Гром именно тот, о ком мечтала юная девчонка, сидя на скамейке в парке, и смотрящая на целующиеся парочки. Именно о нем я читала стихи и романы, именно о нем были мои мечтательные грезы и сны. Сама жизнь вела меня к нему. Знакомство с родителями Гурама, а затем его предательство. Я благодарна богу за все, что он мне дал, я благодарна судьбе за то, что она подвела меня к нему, уничтожив все до последней обходные дороги.

Даже когда нас отпустило, когда в теле не осталось сил, я продолжала обнимать его, уткнувшись носом в основание его шеи. Я смотрела на его длинные ресницы, на маленький шрам у нижней губы, на морщинки в уголках глаз и понимала, что мы с ним те еще упрямцы. Даже будучи бок о бок к друг дружке, даже приняв чувства, мы продолжали сопротивляться. Упертые и глупые, столько времени впустую!

— Я люблю тебя, — прозвучало его тихое в темноте. Рука Грома накрыла мою грудь, а вторая потянула к себе за талию.

Я улыбнулась, кутаясь в это ощущение счастья, как в спасительный кокон.

— Товарищ комбат, рядовая Счастливцева хочет спать…

— Отставить спать, — перевернул меня на спину и навис. Его губы изогнулись в улыбке, от чего низ живота потянуло приятной истомой.

— Никакого сна. Ставлю перед тобой важную задачу… — он потянулся ко мне рукой, коснулся груди, обвел пальцем ореол, заставив вздрогнуть.

— Я тут понял, что детей от тебя хочу, Счастливцева. Работаем..

Он потянулся поцеловать, а я перекрутилась так, что смогла выпутаться из его рук.

— Товарищ Комбат, вы мне даже предложения пока не сделали. А уже о детях! — посмотрела на него хмуро, а у самой сердце замерло.

Комбат задумался на секунду.

— Завтра и поженимся.

Резко потянулся ко мне, снова взяв в плен своих рук.

— В смысле завтра? А свадьба, а гости?

— Счастливцева, я тебя знаю, — цокнул, покачав головой. — Тебе нельзя время давать, ты ж опять себе в голову чушь какую вобьешь и мотанёшь. Ничего не хочу слышать. Приказ понятен? В понедельник в восемь утра в ЗАГС…

— Вообще то в город я больше не сунусь…

Он напрягся.

— Черт забыл, — лег на бок и положил под голову руку.

— Как только так сразу, поняла?

Я кивнула, радуясь, что хоть немного времени отвоевала.

— И еще. Живешь теперь здесь, в этой квартире и спишь только в этой постели… — проговорил строго.

— Квартире… — я вдруг вспомнила о Сабине. Я же к ней так и не зашла! Она уже считай сутки запертая сидит без еды и воды. И в полной неизвестности!

Вскочила с кровати так резко — едва не упала.

— Ты куда? — удивился Гром, смотря на то, как я спешно надеваю одежду.

Я замерла. Смотрю в его глаза хмурые и судорожно пытаюсь придумать хоть какой-то повод.

— Ой, я дома утюг не выключила. Я сейчас туда и назад. Метнусь.

— Вита! — как только я открыла дверь, она бросилась мне в объятия. Девушка выглядела испуганной, и от этого меня затопило чувством вины.

— Сабина, прости, я совсем забыла. Прости меня, пожалуйста,

Она отстранилась, хмуро посмотрев на меня.

— Я в туалет, а потом расскажешь, — Сабина выбежала в коридор, а я опустилась на кровать, устало вздохнув.

Подумать всего за сутки столько всего произошло. Нападение на нас с Сугробой. Половину дня нас держали в заложницах.

Господи, мне даже вспомнить страшно те мысли, что приходили в голову. Я уже мысленно попрощалась со всеми, призналась Грому в любви и попросила прощения у мамы, за то, что оказалась такой неразумной дочерью.

Если бы не комбат, примчавшийся с Молотом нам на помощь — мы с Женькой были бы уже мертвы.