— Мне приятнее вспоминать о недавних ночах, каждая из них никогда не сотрется из моего сознания. А вот прошлое с тобой… Нет, прости, забыл.

Серен затрясло. Ей не следовало обнажать чувства, не следовало показывать, как сильно задела ее эта откровенная издевка, но в тот момент герцогиня не владела своими эмоциями. Эмоции владели ей.

— Советую не привязываться к ней так сильно, — бросила опрометчиво. — Как знать, что может произойти завтра. Как бы тебе потом снова не пришлось страдать и оплакивать еще одну любимую.

Мгновение — и он схватил ее за руку. Цепко, властно, обжигающе больно.

— Лучше не искушай меня, Серен! Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я мечтал о том, как сверну твою тонкую шейку. — Висок обожгло дыхание; локоть, зажатый в тисках сильных пальцев, опалило тьмой, от которой у ее светлости потемнело в глазах. С трудом удалось подавить крик ужаса. — Узнаю, что снова что-то затеваешь, и, боюсь, уступлю соблазну. — Резко отстранившись, чародей снова надел свою привычную маску холодной невозмутимости. — Держись от нее подальше, Серен. Для своего же блага.

Не удостоив даже последним мимолетным взглядом, страж направился к выходу, а герцогиня прошипела, с ненавистью глядя ему вслед:

— Как вам угодно, господин де Шалон. Как вам будет угодно. Подальше от нее, но не от ее сестрички. — Победоносно вскинула голову и завершила чуть слышно: — Когда Александрин узнает, что произошло, будет уже поздно. Слишком поздно. И я буду упиваться, наслаждаться ее страданиями и ее болью.

Сидя на полу в объятой сумраком комнате, страж смотрел в глаза своему наихудшему кошмару. Тварь в отражении устрашающе скалилась, корчила уродливые гримасы, будто насмехалась над магом и его отчаянием. Демон не желал покидать свое пристанище, ему нравилось питаться силой и эмоциями стража. С каждым днем Морану все сложнее становилось сдерживать чудовище внутри себя.

Пройдет совсем немного времени, и он будет не способен прятать его от других стражей. А если об одержимости узнает правитель, маркиза бросят в такую тюрьму, из которой ему никогда не выбраться. Разве что только став трупом. Впрочем, он и так им скоро станет. Тварь будет точить его разум, пока не сведет с ума. А потом начнет разлагаться тело. Страж горько усмехнулся. Такого и врагу не пожелаешь — превратиться в живого мертвеца.

Слеза Единой была его надеждой и спасением. И вот хозяйка ее умерла, а сам кристалл загадочным образом исчез. Неизвестно, сколько времени уйдет на поиски пропавшей Слезы, да и сумеет ли он ее отыскать. Будучи на службе у его величества, Моран практически не распоряжался собственным временем.

А когда у него появлялась свободная минута, занимался с Александрин. К огромному облегчению маркиза, девушка все схватывала на лету. Легко нашла общий язык не только с огненной стихией, но и со своей внутренней тьмой. Будто наследие морров не проявилось в ней благодаря чарам Берзэ, а сопутствовало ей всегда. Будто эта самая тьма жила в Александрин от рождения.

Страж надеялся, что прежде, чем тайна его будет раскрыта или он сам себя уничтожит, когда поймет, что больше не может противостоять высшему, Ксандра будет уже достаточно сильна. Конечно, Касьен ее не оставит и будет защищать ценой своей жизни. Но де Лален довольно посредственный маг. Поэтому — решил для себя страж — умирая, он заберет Серен с собой. Иначе никогда не обретет покой.

Сегодня, когда ведьма с ним заговорила, Моран едва справился с искушением выбросить ее в окно. Сам не понял, как сумел сдержаться. И даже не нанес ей никакого увечья.

Демону бы это понравилось.

Лезвие ритуального клинка, накаляясь от пламени свечи, меняло свой цвет, из тусклого серого становясь бледно-желтым. Посильнее стиснув зубы, чтобы ни один звук не вырвался из груди, маг сжал рукоять кинжала похолодевшими пальцами и стал вырезать на левом предплечье магические письмена. Руны, что помогали обуздать и ослабить потустороннюю тварь.

От боли темнело в глазах. Закончив выводить на руке кровавую вязь, страж поймал в отражении искаженное бессильной злобой лицо. Запрокинув голову, прикрыл глаза и зашептал слова заклинания, но был не в силах расслышать собственный голос. В ушах стоял громкий, отчаянный визг разъяренного хищника.

Постепенно пространство затягивалось белесым маревом. Оно кружило вокруг колдуна, сплетаясь в непроницаемый кокон. Под воздействием силы мага кровавые символы исчезали, словно прятались под кожу.

Взглянув на свое отражение в очередной раз, Моран увидел, что чудовище в зеркале больше не кривляется, а, ощетинившись, злобно скалится и негромко рычит, скованное чарами. С длинных острых клыков твари стекала слюна, разъедая отражавшийся в зеркале паркет.

Моран покачнулся и оперся руками об пол. Зажмурился, силясь справиться с головокружением. А открыв глаза, увидел кинжал, выпавший из ослабевших пальцев. Капли крови на гладком лезвии, казалось, вспыхивали алыми огнями в отсвете вздымающегося над свечой пламени. Рядом на паркете отпечатались темные прогалины, оставленные ядом демона.

Пошатываясь, его светлость приблизился к кровати, на которой, поблескивая серебристой отделкой, лежал праздничный камзол и белоснежная батистовая рубашка.

Оставалось найти в себе силы переодеться — времени на отдых и восстановление уже не было. А потом, спрятав тревогу под привычной маской, отправляться к его величеству. И, находясь рядом с королем, делать вид, что все у него, Морана, как всегда, отлично.

Я опаздывала, страшно опаздывала. Подобрав юбки своего бирюзового платья, как вспугнутая птица летела по коридорам замка. В лучшем случае для меня просто не останется свободного места и придется весь спектакль подпирать плечом стену. В худшем — ее величество заметит мое отсутствие и снова будет мной недовольна.

А все из-за Софи! Захотелось ей, видите ли, прическу, как у мадам де Фанжери. С непокорными кудряшками моей подруги бедняжка Мадлен провозилась добрых два часа. За это время фрейлина успела довести ее чуть ли не до истерики. Вместо того чтобы сидеть и благодарно помалкивать, Софи не переставала проявлять недовольство. Мол, здесь не так уложила, начес у левого виска больше, чем у правого. Пробор кривой, а вон там шпилька торчит. И вообще, у лесоруба руки и то нежнее.

Свою камеристку, значит, на днях рассчитала, а над моей измывается. Я вежливо попросила Софи обойтись без замечаний. За что та обиженно надулась и остаток времени, пока Мадлен превращала ее голову в произведение искусства, косила на меня недовольным взглядом.

Из-за капризов фрейлины пришлось собираться в спешке. В итоге волосы были сколоты кое-как, благо диадема в форме полумесяца успешно маскировала недостатки прически. Платье Мадлен шнуровала мне уже на ходу, пока я натягивала туфли и оглядывалась по сторонам в поисках неведомо куда запропастившегося веера.

Вырвавшись из заботливых рук девушки, помчалась на третий этаж, где в одном из залов была установлена сцена и расставлены стулья, которых, как обычно, на всех не хватит. На меня так уж точно.