— Ежели, ваше высокоблагородие, гнать неприятеля на «ура!» в спину, то никак его не догонишь. Шибко он нашей «ура!» опасается. Как заяц от гончака летит, пулей — и то не достать.

— Хитер! А я хитрее. Вот тогда и гоните его под «ура!» без остановки до самого Парижа. Ни пожрать ему, ни водицы испить, ни оправиться не давайте — и так уж сколько на нашей родной земле нагадили.

Да, культурная нация. В церквах конюшни да отхожие места устраивали. Нет им прощенья и не будет пощады.

— Корнет Буслаев! Велите обед трубить. Коли щи будут, так и по чарке выдать.

— И свистуну? — скрывая улыбку, спросил Алексей.

Старый князь нахмурился, но натура взяла свое. Молча кивнул, потянул было руку покрутить ус, да передумал. Кинул Буслаеву вслед:

— Буслай! А кашеварам от меня скажи. Увижу еще, что шомполами варево в котлах мешают, так шомполов и получат. Горячих и досыта. — Обернулся к Алексею, улыбнулся легко: — А денек сегодня славный! Такие погоды по осени только на Руси святой бывают. Журавли-то, я чай, уже отлетели?

— Не видал, батюшка.

— Их не видать надобно, а слушать… Дождемся ли?

Кто скажет? И в мирное время человек в своей судьбе не волен, а уж на войне-то…

Что-то загрустил вдруг батюшка.

— Вернутся ли на родину? Путь не близок и опасен. Добрую птицу всяк обидеть может.

— Батюшка, ну какая им тут родина? Каждый год туда-сюда мечутся…

— Дурак ты еще, Лешка! — вспылил. — Не зря тебя дуры-девки Лёсиком кличут. Родина у них здесь! Тут они гнезда ладят, цыплят высиживают…

— Батюшка, цыплят куры высиживают.

— А журавли кого? Собак, что ли, по-твоему? Где родился, где отец-мать тебя на крыло поставили — вот там твоя родина! Ай тебе не слышно, сколь грусти в их прощальных кликах? Я вот тебя сейчас плетью перетяну, чтобы знал, кого слушать!

Вот таким ему батюшка боле по сердцу был. Алексей поставил ногу в стремя — Стрелка затопталась на месте.

— Как ты с ней? — кивнул на нее отец. — Ладитесь? А то она у тебя все траверсой ходить норовит. Вроде майора Измайлова. — Траверсой ходить: лошадь идет не впрямь, а всем боком в сторону. Красиво, но смешно. — Видать, берейтором у нее циркач был.

— Ничего, попривыкли.

— А то смотри. Конь у гусара должон быть надежен и верен. Как сабля. Обедать к себе зову. Волох, верное дело, к обеду что-нибудь украл. Не ревнуешь?

Волох и в самом деле с старому князю прикипел. Ну что ж — души родные. Рубаки, пьяницы да бабники.

— Александров! Два дни тебе на обучение Парашки. Потом доложишь и покажешь.

В палатке у старого князя было домовито. Параша чистила тряпочкой с мелом самовар, Волох щипал тесаком лучину на растопку. Князь, вошедши, сбросил сапоги, стянул чулки, улегся на скрипнувшей под ним кровати. Устал.

— Волох, подай-ка трубку.

— Не чищена. Обождать придется.

— Зачем не чищена?

— Некому было.

— Ну-ка Ваську кликни, я ему наглецу…

— Нету денщика вашего, господин полковник. И не скоро будет.

— На деревню отправился? Мародерствовать? — Князь привстал, раздул щеки.

— Под арестом он.

— Кто посмел?

— Господин майор изволили им по морде дать и арестовать приказали. За неуважение.

— Что за черт? Что ты несешь? Опять без меня пьян?

— С чего ж это я пьян? Не с чего вроде.

— Он, барин, правду говорит, — вступилась за Волоха Параша. — Приезжали до вас со штабу господин майор. Помнилось ему, что Васька честь не так отдал.

— Что?! — Щербатов вскочил, натянул сапоги на босу ногу. — Коня мне! Шпагу!

— И коня нет, — мудрец Волох отложил тесак. — Ковать его отвели.

Нельзя князя таким отпускать, пусть остынет немного. А то ведь сгоряча такое наделает, что и не поправишь.

— Чаю желаете? Сейчас самовар будет.

— Сам пей! Денщика нет, коня нет, один чай есть! Почто майор приезжал?

— Пакет оставил.

— А то ординарца послать не мог. Любит в скважину подглядеть! Где пакет?

— Сидите вы на нем. Помялся небось.

— Волох! Я не пойму: дурак ты или пройдоха?

Волох не спешил с ответом, начал раздувать самовар.

— Поровну, ваша светлость. Однако не пальцем сделан.

— А чем? — не понял князь.

Парашка прыснула в кулак.

— Как раз чем надо.

— Ну и дурак. Пошел вон! Сколько тебе говорил, не дымить самоваром в палатке. И трубку набей.

Князь сломал печати, развернул пакет, пробежал глазами, покачал головой.

— Волох! За Алешкой слетай.

— Парашка слетает. Польза ей будет.

Князь поморщился, потрогал ус. Подумал: что за польза? Лишний раз верхом прокатиться или лишний раз Алексея повидать? Стало быть, две пользы разом. А ведь хитер Волох. Никак не дает наедине князю с девкой остаться.

— Вот что, Алешка. Разведка сообщает — резервный полк на Москву идет. Нам приказ — перехватить. Давыда нет, самим надо управиться. Роту соберем?

— Немногим поболе. Полбатальона почти.

— А у них полк. — Покрутил ус. — Ну да что тут будем думать? Как Суворов сказывал: врага не числом бьют, а умением. Готовь людей, послезавтра выступаем. В самый раз подле Горюнова и перехватим. Место удобное: брод непростой, вязкий, да по флангам болота.

За пологом покашлял Волох, вошел.

— Дозволите взойти?

— Взойди, солнце красное. Чего тебе?

— Так что, ваше благородие, шпиона привели. Сразу повесим или допросить изволите?

— Какого, к черту, шпиона? Откуда он взялся?

— На дороге поймали, прятался там.

— Да говори толком! Как это он там, на дороге, прятался?

— Наш пикет с поста ворочался. Заметили его, окликнули. Он — в кусты, затаился. Ну, ротмистр его за шиворот вытащил. Привесть?

— Ну веди. Одни хлопоты с тобой.

— Вот и я думаю, — проворчал Волох, — проще повесить.

— Тебя, что ли? И, вправду, всем проще станет. Веди.

Привели шпиона. Грязен, худ, заросший бородой до глаз, во французской шинели. Но взгляд смелый, твердый.

— Кто такой? — спросил его Алексей на французском. — Что ты молчишь?

— По-вашему не разумею.

— Так ты русский?

— Так точно.

— Дезертир?

— Никак нет. Пленный. Шестой роты Брянского полка рядовой Сбруев.