Его раздражали рассказы Прошаковой про собственного мужа, которые он неоднократно слышал, пока возился с чьей-нибудь машиной в кабинете, – Татьяна не считала нужным понижать голос при посторонних. Раздражало ее вечное недовольство и жалобы, бесцеремонность в обращении с коллегами и откровенное хамство. Собственно, все это надоедало и другим сотрудникам, но они меньше придавали этому значения. У Бобрищева же были затронуты личные струны души.

Скорее всего эта молчаливая ненависть к Прошаковой так же молча и закончилась бы для Александра Петровича с его уходом из «Вашей книги». Но, на свою беду и на беду Прошаковой, он как-то услышал в курилке обрывок ее разговора с подругой Машей, некоторые фразы из которого его заинтересовали. Бобрищев стал за выступом стены и прислушался. Из разговора явствовало, что Татьяна собирается проучить наконец мужа – разыграть собственное исчезновение и пожить какое-то время у Маши Кудрявцевой. А еще Бобрищев понял, что Татьяна украла у мужа его деньги…

И тут он услышал в конце коридора шаги и двинулся вперед. Проходя мимо курилки, как обычно, равнодушно кивнул примолкшим подружкам, но услышанное не давало ему покоя. Вначале он был несказанно возмущен тем, что эти стервы крадут деньги у собственных мужей и присваивают. Мелькнула даже злорадная мысль позвонить Татьяниному мужу и сообщить об этом. Но, поразмыслив, Александр Петрович решил, что все можно сделать гораздо лучше. Для этого следовало только навестить Прошакову в период ее мнимого исчезновения, пока она еще не объявилась. И вообще, для начала не суетиться, а убедиться, что все будет так, как понял Бобрищев и как решили подруги.

Так все, собственно, и случилось. Когда Татьяна через несколько дней не явилась на работу, а Маша в ответ на расспросы только непонимающе пожимала плечами, он понял, что задуманное свершилось. И теперь ему предстояло обмозговать, как самому лучше совершить то, что не давало ему покоя с момента, как он услышал разговор подруг.

У Татьяны были деньги. Причем не ее, чужие деньги! Пускай мужа, но все равно не ее и взяла она их без спроса. А знают об этом только Маша и он, Александр Петрович. И о том, где она сейчас находится, тоже знают только они вдвоем. И Татьяне очень не захочется, чтобы об этом узнали все, а особенно муж, на которого и был рассчитан весь этот водевиль. А Бобрищеву деньги нужны, очень нужны! Ведь надо расплачиваться с «Книгой», надо на что-то жить, надо решать жилищный вопрос… О-ох! И что случится с Татьяной, если она с ним поделится? У нее-то положение гораздо лучше! Живет в благоустроенной квартире вдвоем с мужем, практически на его обеспечении… И вообще, что о ней думать? Она поступила плохо, мужа кинула, вот пускай теперь и расплачивается за грехи! В конце концов, не может же она не понимать, что лучше потерять часть, чем всю сумму. И Александр Петрович все и не станет требовать, а по-честному – половину. Справедливо? Бобрищев считал, что очень даже справедливо. И, приняв решение, стал готовиться к разговору.

Собственно, идти нужно было сразу, но, во-первых, в день исчезновения Татьяны его на работе не было, так что он узнал об этом позже. На следующий день у него были неотложные дела… И наконец он выбрал время. Узнать адрес Маши Кудрявцевой не составило труда – он был в секретариате, в базе данных компьютера, стоявшего на столе. И получив его, Александр Петрович отправился на Соборную улицу.

Время он выбрал удобное – обеденный перерыв. Правда, он длился всего час, но Бобрищев считал, что его вполне хватит для разговора. Чего там тянуть, когда и так все понятно? Он понимал, что Татьяна на звонок не откроет, поэтому, постучав, сразу же произнес довольно четко:

– Татьяна, открой, я знаю, что ты там.

Некоторое время ничего не было слышно, однако Александр Петрович прямо-таки кожей ощущал повисшее за дверью напряжение. Чтобы развеять сомнения Прошаковой, он продолжал:

– Татьяна, я все знаю! Если не хочешь, чтобы здесь появился твой муж вместе с милицией, лучше открой. У меня к тебе разговор.

Еще несколько секунд длилась напряженная пауза, затем входная дверь тихонько приоткрылась, и Бобрищев вошел внутрь. Прошакова стояла у стены и настороженно-прищуренным взглядом пронизывала его насквозь.

– Что надо? – хрипловато спросила она.

– Я же сказал, поговорить, – сказал Александр Петрович и прошел в комнату.

Татьяна метнулась за ним и там встала к стене, скрестив на груди руки.

– Откуда вы узнали, что я тут? – отрывисто спросила она. – Маша сообщила?

– У вас слишком болтливые языки, девушки, – пояснил Бобрищев, усаживаясь на диван. – За них вы и можете пострадать. Но я не хочу этого. Наоборот, я хочу, чтобы все уладилось мирно. Поэтому я и пришел.

– Не понимаю, – вздернула длинный нос Прошакова и переместилась к противоположной стене, подперев теперь ее.

– Я объясню, – махнул рукой Бобрищев и хмуро сдвинул брови. – Ты ведь задумала осуществить план, надо признаться, не очень красивый. А у меня есть свой. Вот их и надо совместить, вернее, осуществить мой, а свой ты уж как-нибудь потом…

– Опять не понимаю! – в свою очередь нахмурилась Татьяна, не чувствуя в словах Бобрищева ничего хорошего.

– Деньги давайте, девушка, – не повышая голоса, сказал Александр Петрович. – Деньги. Те, которые у мужа свистнули.

– Какие деньги?

– Я, по-моему, понятно выразился – которые у мужа свистнули, – пожал плечами Бобрищев.

– С какой стати? Ты что, Петрович, с ума сошел? – Глаза Татьяны округлились, она отодвинулась от стены и сделала движение в сторону Бобрищева.

– В противном случае знаешь сама, что будет. Весь твой план – к черту, муж узнает, будут неприятности. – Александр Петрович перечислил все это равнодушным, будничным голосом, как будто рассказывал очередному клиенту, что и как поломалось в его компьютере и сколько надо заплатить за ремонт.

– Ничего я тебе не дам, – резко дернулась Татьяна. – С какой стати? Ты хоть знаешь моего мужа?

– Не знаю. И в принципе знать не хочу, – отмахнулся Бобрищев. – Мне деньги нужны. Так что не отвиливай, давай лучше по-хорошему.

Прошакова порывисто подошла к столу, взяла из пачки сигарету и нервно щелкнула зажигалкой.

– Петрович, ты кофе будешь? – внезапно спросила она.

– Нет, – отрезал тот.

– Ну, как хочешь. А я выпью.

И Прошакова скрылась на кухне. Петрович, а именно так за глаза и иногда прямо в глаза называли Бобрищева на работе, остался сидеть в комнате. Он и не предполагал еще, что ему придется пойти на «мокрое» дело, – просто шел к своей цели, и по большому счету ему было наплевать, каким способом она будет достигнута. Конечно, он должен был понимать, что такая женщина, как Татьяна, не отдаст деньги добровольно. Она будет сопротивляться до конца, потому что у нее такой характер. И именно вследствие этих ее особенностей в конечном итоге ему придется применить силу и лишить упрямую паршивку жизни. Но в данный момент они оба – и мрачно сидевший в комнате Петрович, и приготовлявшая кофе на кухне Татьяна – еще не знали финала этой сцены. Но он был предопределен ими самими, тем, как они себя вели всегда и как повели в дальнейшем.