– Я просил мистера Трелони об этом рейсе в Московию.

– Но почему? Зачем вам уплывать так скоро? – перебила его Сильвия и заломила руки.

– О, будьте милосердны! Не спрашивайте меня сейчас! Я не могу вам ответить. Но поверьте! Я делаю это для нас, для нас обоих, – капитан опять замолчал и страшно побледнел, что стало заметно даже в неярком свете свечи, казалось, что вся кровь внезапно отхлынула от его смуглого лица.

Сильвия смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, словно ужас сковал её. Наконец, капитан справился с волнением.

– Я прошу вашей руки, – начал он опять и тут же запнулся и уже побагровел под загаром. – То есть, не прошу! Не могу просить! Ах, чёрт, что я говорю!

Тут он совсем смешался и прошептал умоляюще, обречённо прижимая ладони к своей груди:

– О, пощадите… Ради всего святого!

Сильвия стояла, помертвев, не зная, что и думать. Наконец, капитан опять собрался с силами и проговорил:

– Я люблю вас. Боже, как я вас люблю!

На его глазах заблестели слёзы. Сильвия бросилась к нему, капитан сжал её в объятиях и поцеловал.

– Ты будешь меня ждать? – спросил он у девушки, оторвавшись от неё на мгновение.

– Да, да, да! – шептала она ему, открывая глаза и вглядываясь в его лицо.

И опять поцелуи, опять трепетание двух тел, слитых воедино.

– Я быстро вернусь, вот увидишь, – шептал капитан Сильвии на ухо, не в силах от неё оторваться.

– Я буду тебя ждать хоть всю свою жизнь, – отвечала она: дыханье капитана обжигало её, пронзая всё тело томлением.

Они не смотрели по сторонам, для них перестал существовать весь мир и само время, а между тем под лестницей, в полутьме, лежали забытые всеми с Нового года гирлянды из омелы. Но влюблённые их не видели, потому что они целовались и целовались, пока не погасла свеча, и пока не настало то время, когда должна была проснуться прислуга.

Может быть омела, у которой нет запаха, источает ещё что-то, дурманящее головы мужчин и женщин, кто знает? Но чудесная традиция украшать дом к Рождеству и Новому году вечнозелёными ветками плюща и остролиста сохранилась в Англии и по сей день, как и обычай, подвешивать над входной дверью ветви омелы. И раз в году, на Рождество, у мужчин есть право поцеловать любую женщину, остановившуюся под украшением из этого растения. И это прекрасный обычай.

Через какое-то время капитан ушёл в рейс, и с ним вместе уплыли Платон и доктор Легг.

Не стоит утомлять читателя, рассказывая здесь о всех перипетиях и каверзах Фортуны, которые пришлось испытать на себе капитану во время плаванья в Санкт-Петербург и обратно. Тем более, что путешествие это никак не связано с поиском сокровищ Диего де Альмагро. Скорее наоборот, оно связано с поиском совсем других сокровищ, и возможно когда-нибудь вы узнаете историю о «Русских миллионах Петра Алексеевича, царя Московии».

****

Прошло три года.

А время летит быстро, и вы это знаете, читатель: вот совсем недавно вы радовались наступающему лету, а скоро уже Новый год. А у сына усы растут… Да что тут говорить! Жить некогда – так летит время. И за эти три года в жизни наших героев произошло много событий.

В начале 1739 года Сильвия Трелони получила известие о том, что её жених лорд Джон Грей погиб в Средиземном море, где находилась в то время эскадра вице-адмирала Джона Рука, от ранения ядром в голову. Прочитав письмо, она рухнула без чувств на пол к ужасу родных.

Сильвия долго болела, а потом всё время думала, успел прочитать лорд Грей её письмо или оно пришло к нему уже после его гибели? И вопрос этот долгое время не давал ей спать ночами. Она представляла умирающего жениха, шепчущего её имя с кровавой пеной на губах. Имя её состояло из трёх багровых пузырей: «Силь-ви-я». Это было ужасно!

Осенью 1739 года война с Испанией (1739–1748), как и предчувствовали многие умные люди, всё-таки началась. В Англии эта война получила название «война из-за уха Дженкинса». В Испании её называли более корректно – «война за асьенто», указывая истинные причины столкновения двух крупнейших морских держав, а именно, война за торговое господство в Новом Свете. И путешествие в испанскую Вест-Индию стало особенно опасным: военные действия велись как раз в тех водах.

А между декабрём 1739 года и сентябрём 1740 года, после десятилетия относительно мягких зим, в Ирландии, да и в остальной Европе, ударил «Великий мороз» («Great Frost»), во время которого замёрзли многие реки и озера, и в них погибла рыба. В сельской местности вымерзли посевы картофеля и овса – двух основных продуктов питания самой бедной части ирландского населения. Ирландские порты, через которые доставлялись различные товары, и в том числе, уголь для отопления домов, были блокированы льдом – поставки практически прекратились. Когда в конце января 1740 года движение через Ирландский залив было восстановлено, цены на уголь взлетели до небес. Мороз остановил работу всех предприятий, в которых использовалась водяная тяга, а самое страшное – прекратили работу мукомольные фабрики.

Мистер Трелони был в это время в Дублине и видел, как доведённые до отчаяния люди ломали деревянные ограды, вырубали сады и любые деревья, чтобы добыть дрова. Однажды вечером он шёл со слугой, который нёс перед ним факелы: мороз гасил даже масляные фонари, что освещали улицы Дублина, и вечерами город погружался во мрак. И вдруг слуга споткнулся и упал, и тут же отполз, чертыхаясь. Сквайр вгляделся: из кучи тряпья под его ногами слышался то ли плач, то ли скулёж. Оказалось – это плакали дети, лежащие на трупе замёрзшей матери. В Бристоль сквайр вернулся с двумя крохотными девочками, худенькими и измождёнными, при виде которых миссис Трелони разрыдалась и тут же дала им имена Стелла и Ванесса. Они стали приёмными детьми супругов Трелони.

Весной температура воздуха чуть повысилась, но не было дождя, и продолжали бушевать холодные ветры. Оскудели пастбища, пал скот, особенно овцы, снова пропали посевы картофеля и овса. Запасов зерна оставалось так мало, что католическая церковь разрешила католикам есть мясо во время Великого поста. К июню 1740 года множество нищих и голодающих из сельской местности потянулось в города: они выстраивались вдоль дорог, умоляя о милостыне. Беспорядки из-за отсутствия продовольствия и высоких цен на него вспыхивали постоянно. Голодные люди громили хлебные лавки, считая, что пекари намеренно утаивают хлеб. Скудный урожай 1740 года немного понизил цены, но холод продолжался, и к декабрю стало ясно, что Ирландию накрывает повальный голод – Голодомор. Начались эпидемии – тифа, оспы, дизентерии.

Ирландская и английская знать делала очень многое для того, чтобы спасти голодающих и больных. Архиепископ Болтер организовал программу питания для бедных жителей Дублина, финансируя её из собственных средств. Лорд-мэр Дублина Сэмюэль Кук, лорд Дин Джонатан Свифт, епископ Джордж Беркли и другие дворяне и представители духовенства объединились для сбора средств, для подсчёта имеющегося в Ирландии зерна и распределения его по всей стране. Просто удивительно количество частных мер по борьбе с голодом. Состоятельные люди на свои деньги закупали продовольствие и раздавали собственные запасы для спасения голодающих в самое тяжёлое время «чёрной весны» 1741 года.