– Так прими же мое проклятие: да будет ночь твоим днем, да будут бледные луны твоим солнцем!

– Я принимаю твое проклятие как благословение моего божественного покровителя, – ответила Оретта.

– И вы то же возглашаете? – грозно вопросил жрец-Солнце, обращаясь к новичкам.

– Да! – дружно выкрикнули они.

Он грубо оттолкнул Оретту и, повернувшись ко всем спиной, замер.

– Внемлите гласу Правосудия! – объявила женщина в алом одеянии с бесчисленными прорехами; лицо ее скрывала бархатная маска герцогских судей.

Женщина выволокла Наску вперед и заставила ее опуститься на колени.

– Моих весов ничто не избежит, но золото перевесит все, а у вас его нет. Моим устам все имена подвластны, но знатность рода превосходит все, а вы – порождение грязи. Кто посмеет мне воспротивиться?

– Я, вор среди воров, – ответила Наска.

– Так прими же мое проклятие: мои слуги будут взыскательны к твоим недостаткам, слепы к твоим достоинствам и глухи к твоим мольбам.

– Я принимаю твое проклятие как благословение моего божественного покровителя, – ответила Наска.

– И вы то же возглашаете?

– Да!

Жрица, оттолкнув Наску, повернулась ко всем спиной.

– Я – Страж порядка! – объявил мужчина в кожаной маске; за спиной у него висел щит, у пояса – дубинка. Он подтащил к себе Жана и продолжил: – По велению своих господ я охраняю двери и стены. Я – цепной пес. Вашей кровью я насыщаюсь, вашими стонами услаждаю слух. Кто посмеет мне воспротивиться?

– Я, вор среди воров, – ответил Жан.

– Так прими же мое проклятие: и под солнцем, и под звездами я неустанно буду следовать за тобой, покуда не изловлю или покуда не склоню тебя к предательству, дабы отрекся ты от своих братьев и сестер.

– Я принимаю твое проклятие как благословение моего божественного покровителя, – ответил Жан.

– Ах вот как?! – Жрец, ожесточенно тряхнув Жана, обратился к новичкам: – И вы то же возглашаете?

– Да!

Страж порядка отшвырнул Жана, захохотал и повернулся ко всем спиной.

Локк бросился к Жану и помог ему подняться.

– Я – Палач! – возгласил третий мужчина в черном одеянии и черной же маске без украшений; он набросил петлю висельника на шею Тессо Воланти и подтащил его к себе. – Внемлите мне, несчастные! Имя мне – беспощадность. Имя мне – скорая расправа. Я – подпись на пергаменте, я – чернила на пере бесстрастного писца, я – восковая печать на вашем смертном приговоре. Я безжалостен, свиреп и ненасытен. Кто посмеет мне воспротивиться?

– Я, вор среди воров, – прохрипел Тессо.

– А готовы ли твои собратья в должный час разделить твою участь в равной мере, как делят награбленное?

– Сначала поймай меня! – выкрикнул Тессо.

– Так прими же мое проклятие: я тебя дождусь!

– Я принимаю твое проклятие как благословение моего божественного покровителя, – ответил Тессо.

– И вы, глупцы, то же возглашаете?

– Да!

– Вас всех ждет петля! – Жрец, сорвав веревку с шеи Тессо, оттолкнул его и отвернулся.

Тессо повалился на вовремя подставленные руки Кало и Галдо.

– Изыдите, жалкие призрачные видения! – крикнул Цеппи. – Убирайтесь отсюда с пустыми руками, доложите своим хозяевам о нашем дерзком бесстрашии и о нашем глубоком презрении.

Четверо ряженых прошли в дальний конец подземного зала и затерялись в толпе у входа.

– А теперь приносите клятву, – возгласил Цеппи.

Жрица возложила на алтарь тяжелый фолиант в кожаном переплете, а жрец-гарриста поставил рядом металлическую чашу. Цеппи торжественным жестом указал на Локка, который, еле сдерживая восторженную дрожь, шагнул к алтарю.

– Как тебя называют?

– Локк Ламора.

– Истинно ли и по своей ли воле ты поклоняешься Безымянному Тринадцатому богу?

– Да.

– Готов ли ты посвятить ему все свои помыслы, слова и дела с этих пор и до того дня, когда душа твоя ляжет на чашу священных весов?

– Да.

– Готов ли ты скрепить свою клятву кровью?

– Я готов скрепить свою клятву кровью и плодами моих трудов.

Цеппи протянул Локку ритуальный нож вороненой стали.

– И каковы же плоды твоих трудов?

– Золотая монета, украденная мною собственноручно. – Локк уколол кончиком ножа большой палец левой руки, выдавил каплю крови на золотой тирин, опустил монету в чашу и вернул нож отцу Цеппи.

– Вот свод законов, измышление человеческого ума. – Цеппи указал на тяжелый фолиант. – Здесь говорится, что красть грешно. Что для тебя закон?

– Слова на бумаге, – ответил Локк.

– Ты отвергаешь закон?

– От всего сердца. – Локк презрительно плюнул на фолиант.

– Да признают и примут тебя сумеречные тени, брат мой! – Цеппи приложил прохладную сверкающую монетку к Локкову лбу. – Благословляю тебя серебром в честь лун и звезд.

– Благословляю тебя пылью улиц, дорог и площадей, дабы ноги твои не знали усталости, – изрекла жрица, нанося полосу грязи на его правую щеку.

– Благословляю тебя водами Каморра, приносящими богатство, которое тебе предстоит украсть, – промолвил жрец-гарриста, касаясь мокрыми пальцами левой щеки Локка.

Этим и завершалась клятва верности. Локк, гордый тем, что не допустил никаких ошибок, вернулся к своим приятелям и встал чуть поодаль.

Церемония продолжалась. Клятву верности принесли Наска, Жан, Тессо и Сабета, жертвенное приношение которой – дубинки стражников – вызвало одобрительные шепотки в толпе. А вот когда настал черед одного из братьев Санца, близнецы шагнули к алтарю одновременно.

– По очереди, – укоризненно заметил Цеппи.

Близнецы взялись за руки.

– А мы хотим вместе, – заявил Кало.

– Многохитрый Страж возражать не станет, – добавил Галдо.

– Ну что ж, – ухмыльнулся Цеппи. – Если ему это не по нраву придется, вам же и ответ держать. Как вас называют?

– Кало Джакомо Петруццо Санца.

– Галдо Кастелано Молитани Санца.

– Истинно ли и по своей ли воле вы поклоняетесь Безымянному Тринадцатому богу?

– Да, – дружно ответили близнецы.

– Готовы ли вы посвятить ему все свои помыслы, слова и дела с этих пор и до того дня, когда души ваши лягут на чашу священных весов?

– Да!

Окончание церемонии прошло без осложнений. Жрецы унесли с алтаря чашу, полную приношений, которые надлежало предать водам Железного моря, а отец Цеппи обратился к присутствующим: