Ярик подмигнул, кивнул в сторону отошедшей Кати и шепнул:

– И как ты её панцирь ледяной сковырнул? Снежная королева была чистой воды. А теперь посмотри-ка.

– Да ну, чепуху не мели, – буркнул я, засовывая тетради в рюкзак.

– А-а, покраснел, покраснел, – засмеялся Ярик.

Катя недовольно оглянулась на нас от самых дверей. Я махнул ей:

– Сейчас приду!

– На тебя-то смотрит – тоже краснеет, – добавил Ярослав и приложил палец к губам. – Хорошей вам свиданки, голубки.

Я показал ему кукиш и побежал следом за Катей.

* * *

До места мы добрались довольно быстро: пять минут от института до остановки, семь минут на автобусе до Исмаильской. А как только вышли – сразу же увидели расписные деревянные терема, хлопающие на ветру палатки и пёстрые павильоны ярмарки.

Около института давили тучи, а в этом районе вовсю светило солнце. Я всегда поражался этой разной погоде: вроде бы такой маленький Крапивинск – а словно пазл или кристалл, на каждой грани которого – своя погода и атмосфера.

Катя щурилась на солнце, ветер развевал и путал её волосы. Здесь, под ярким светом, она снова походила на обыкновенную земную девушку из плоти и крови; ну а чего вы хотите: площадь перед остановкой – это вам не театральные подмостки.

Ветер донёс до нас музыку и запах жареного мяса. Я поглубже втянул носом воздух. Сама собой скопилась слюна.

– Может, мы поедим до того, как гулять? – откликнулась на мои мысли Катя.

– Супер, – кивнул я. И мы пошли по ухоженной тропинке к воротам ярмарки – туда, где среди старых игрушек, антиквариата и краденого добра продавали горячие пирожки, лимонад и сладкую вату.

Не то чтобы я хотел есть. Но чувствовал, как что-то внутри порой толкает меня вести себя с ней как тиран, как быдло. Я не понимал, откуда приходят эти приступы, не мог их предугадать и совладать с ними. Но Катя… Катя потом вела себя так, будто ничего не было. Будто она всё забывала. Она была идеальным клапаном для того, чтобы спускать пар. И это пугало. И заставляло уступать ей в мелочах – чтобы не так дико, не так резко выглядели мои вспышки. Временами я со страхом думал: неужели? Неужели я пошёл в отца?

…Чем ближе мы подходили, тем громче играла музыка. С арки ворот свисали, колыхаясь на ветру, яркие бабочки. Видимо, их вырезали из фольги, и на свету крылья бликовали так, что приходилось жмуриться. Впереди расстилалась главная ярмарочная площадь, а от неё, словно лучики, отходили аллеи: старьевщики, жестянщики, мастер-классы, историческая реконструкция, пасечники, кукольных дел мастера…

– Чего встал? – дёрнула меня за рукав Катя.

– А… так. Показалось, Карелика увидел.

– Пойдём сядем. Вон лавочка свободная.

– Устала, что ли? – вдруг вспомнив, что так и не переоделся, пробормотал я.

– Не. Ты сам согласился, что сначала поесть хочешь.

– Так не на лавке же.

Я с трудом оторвался от аллейки, вдоль которой выстроились лотки с кукольными запчастями, и оглядел пустую, крашенную в голубой лавочку, перед которой расхаживал упитанный голубь.

– Чем тебе эта лавка не угодила?

Катя решительно уселась; голубь гулькнул и вспорхнул. Она поставила свой рюкзак на колени и принялась копаться в недрах. Вытащила на свет целлофановый пакет, пластиковый контейнер. Протянула мне пачку влажных салфеток:

– Вытри руки.

– И что ты есть предлагаешь?

Катя сняла с контейнера крышку и поставила его на середину скамейки.

– Картошка? Морковка?

– Варёные. Вот тут соль. И хлеб.

Я покачал головой.

– Кать, ну уж нет. Если хочешь, кушай, конечно, морковку. А я хочу блинчики и шашлык. Посмотри, там прямо на воздухе блинчики готовят!

– А я не хочу лишний раз деньги тратить, – сверкнув глазами, заявила она, – на жирное.

– Катя… – протянул я. – Скоро у меня будет столько денег, что…

– С чего это?

– Считай, интуиция. Чувствую.

А я и вправду что-то такое чувствовал – щекотку, вдохновение, постоянный подъём. С тех пор, как увидел Мельника, – всё казалось ярче. Я просыпался по утрам – и собрать кукол казалось совсем простым. Я засыпал ночами – и это казалось не только простым, но и совершенно необходимым. Я не представлял будущее иначе. Только с ними – или никак.

– Только… Я скоро уйду из института.

Катя подавилась морковкой.

– Зачем?

– Слишком мешает поискам. Я даже из города не могу уехать.

– Ты снова про кукол?

– Снова, – с улыбкой кивнул я.

– Олег. Я же просила тебя… Оставь. Ну подожди хотя бы до лета.

– Катя, за ними охотятся, я уже объяснял! – Я оглянулся, понизил голос, зашептал: – Я ведь тебе показывал скрин из «Шёлковой дороги». Про Ирбитьевку, про Голландский домик в Кусково… Это чудо, что на меня до сих пор не вышли!

По спине пробежал холодок. Но что-то подсказывало: нет. Меня не найдут. По крайней мере, раньше времени. А когда я соберу всех кукол… Мне будет уже не важно ничто другое.

– Возьми и выбрось их, – отчаянно прошептала она. – Или продай!

– Сдурела?

Катя молча отвернулась.

– Кать. Я тебе всё сказал. Хочешь обижаться – обижайся, это твоё дело. Но вообще-то ты могла бы мне очень помочь.

– Помочь – что сделать? Убиться за твоих кукол? Как твоей отец?

Я поморщился. Вот ведь, начала бить ниже пояса.

– Пойдём покушаем нормально. Ты голодная, вот и злишься.

Она резко обернулась ко мне – на ресницах капли, брови нахмурены.

– Я не злюсь. Я боюсь за тебя. Ты ведь даже представления не имеешь, где искать, как, куда ехать…

Улыбка сама собой растянула губы.

– Они ведут меня.

– Кто?..

– Они. – Я махнул в сторону кукольного ряда. – Куклы.

– Дурной, – невесело усмехнулась Катя.

– Потому что голодный. Пошли есть! Айда, айда. Я хочу шашлык и блины.

Мы бродили по ярмарке до самых сумерек: сначала я перебрал все инструменты, материалы и детальки в кукольных лотках, потом потащил Катю смотреть местное представление в крошечной будке с марионетками, потом завис перед прилавком с каталогами всемирных кукольных ярмарок.

– Я пойду погуляю, – демонстративно заявила Катя и двинулась в сторону ряда барахольщиков – там продавали бронзовые медальоны, стеклянные цветочки, молочники с обколотыми горлышками, серебряные сахарные щипцы и прочую дребедень.

Она вернулась за мной минут сорок спустя – обойдя все дорожки, заведя пару знакомств и даже обзаведясь поклонником, которого я сбрил одним взглядом. Я по-прежнему чувствовал себя всесильным: нет ничего невозможного, есть только промедления, проволочки… Они, мои куклы, освещали мне путь. Онджей и Орешета, Кабалет и Изольда поддерживали меня с тыла. Арабелла и Звездочёт звали издали. А Мельник… Мельник вливал в меня силы,