Однако закон доходил и до более жестких мер. Устанавливалось право убивать обоих, так сказать, по долгу чести. Совершить казнь мог либо отец (кровный или приемный) женщины, либо ее муж. Однако нужно было соблюдать определенные правила.

Отец виновной в адюльтере имел право убить как ее, так и любовника, обнаружив их на месте преступления (в доме отца или мужа). Но — внимание! — в таком случае он должен был убить обоих! Если приканчивался только один прелюбодей, это убийство уже считалось преступлением.

Муж-рогоносец, в свою очередь, не имел права убивать изменившую жену (ибо она находилась «под властью отца»), но мог убить любовника в двух случаях: если тот имел низкое происхождение или был застигнут на месте преступления в доме хозяина.

Как только измена вскрывалась (с кровопролитием или без), закон обязывал мужа отказаться от жены во избежание обвинения в сводничестве (accusatio lenocinii), то есть в «побуждении и распространении проституции» (как бы мы сказали сегодня). А также должен был в течение трех дней заявить в магистрат об измене и произошедшем убийстве любовника.

В каких же случаях применялся этот закон? Довольно редко. На деле публично казненных за измены было мало. Хотя самих измен хватало. Речь шла по сути о наследии древности, которое за несколько десятилетий до интересующей нас эпохи было практически забыто: Домициану пришлось, таким образом, торжественно обновить (а на деле «вспомнить») его устои…

Но когда Римская империя пала, во всех образованных германских королевствах кровная месть старого образца снова стала рутинной практикой.

Несмотря на свою архаичность, этот закон тем не менее сохранял важную составляющую: он впервые наказывал мужчину. С другой стороны, женщина наконец освобождалась от всяческих жестоких выходок со стороны мужа.

И хотя в период правления Северов меры наказаний ужесточились (теперь прелюбодеи не просто высылались на остров, а приговаривались к смертной казни), число самих случаев адюльтера снизилось благодаря упрощению процедуры развода, как мы уже видели.

Насколько же были частыми измены в римскую эпоху? По словам Йенса-Уве Краузе, профессора древней истории Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана, в те времена, как и сегодня, в народе ходили слухи, в первую очередь в маленьких городках империи, где все друг друга знали, и скрыть факт измены было невозможно. Поэтому в суд обращались часто. А по прочтении позднеантичных авторов вообще складывается впечатление, что посещение форума с судилищем над дамой, согрешившей с собственным рабом, было обычным повседневным делом.

Дион Кассий утверждает, что в период его консульства донесения об изменах поступали настолько часто, что из-за нехватки судей (это кажется нам особенно знакомым…) подавляющее большинство дел просто не имело продолжения. И так происходило во всех уголках империи.

И вправду… если муж обладал колоссальной свободой в области внебрачных отношений, с кем же могла вступить в связь жена? Вернемся на банкет к блестящему соблазнителю Цериалу.

Почему жена хозяина столь доступна для этого незнакомого офицера? Естественно, в силу его обходительности и внешности. Но еще и потому, что, в отличие от наших дней, женщина в то время имела крайне мало контактов с внешним миром. У нее нет никакой возможности сформировать круг друзей и знакомых за пределами дома. И она вынуждена довольствоваться окружением мужа. Именно там женщина будет «вылавливать» своих любовников. С этой точки зрения не совсем ясно, кем является мужчина, при всех его способностях искусителя, — охотником или жертвой?

Любовник в римское время — это либо друг, либо приятель мужа или тот, кто вхож в его деловое окружение. Существует и четвертая категория любовников (пропустим в нашем перечне случайных попутчиков и подобных): рабы. Дома они всегда под рукой и, главное, вынуждены молчать.

Офицер покидает виллу, а остальные гости продолжают петь и декламировать стихи вместе с хозяином. Они уже давно утратили счет выпитым кубкам вина. И наш офицер перестал считать… соблазненных им женщин. Сегодня — очередная победа…

Раб приготовил ему коня. И даже выскреб его. Офицера приятно удивила эта непрошеная услуга, и он засовывает руку в кошелек. Ухоженные пальцы извлекают наш сестерций, чтобы вручить рабу. Сев на коня, офицер исчезает в ночи.

Грубые пальцы раба сжимают монету, словно челюсти хищника, и «проглатывают» ее, пряча в кулаке. У него крепкая хватка. Морщинистые руки, задубевшая кожа, широкие ногти. Руки человека, привыкшего работать на земле. За несколько секунд сестерций оказался в другом мире — мире раба. Завтра этот раб будет выполнять весьма щекотливое поручение. Его имя Лузий.

Скрип и шуршание деревянных ободов колес небольшого возка сопровождают путников, словно старая заунывная мелодия. Все погружены в молчание: разговоры затихли много часов назад, подобно догоревшим свечам. В этом небольшом четырехколесном возке, запряженном двумя мулами, сидят отец и мать со своим больным сыном. Ребенок мирно спит у них на руках, несмотря на тряску. Возком управляют двое рабов, один из которых — тот самый Лузий, несомненно любимый раб хозяина, его правая рука.

Они отправились в это путешествие, надеясь спасти малыша, как мы вскоре узнаем. Но сначала стоит сделать небольшое отступление. Местность, по которой мы едем, действительно необычная.

По сторонам от дороги тянется череда полей одинаковых размеров и одного вида, граничащих друг с другом, нарезанных с хирургической точностью. А если бы мы могли подняться в воздух и увидеть эту местность сверху, нам бы открылась удивительная панорама: вместо девственной природы, лесов, озер и рек простирается огромная «шахматная доска» возделанных участков-близнецов. Строгая геометрия линий придает местности облик, схожий с парковкой около большого торгового центра. Мы не привыкли видеть подобный пейзаж, и в столь удаленную от нас эпоху он кажется совершенно неуместным.

Все это — результат точного раздела завоеванных легионами земель, которые римские власти предназначают для новых колонов.[69] Это так называемая центуриация[70] земель, имевшая место во многих регионах империи.

Не вдаваясь в подробности, скажем только, что земля делилась на 100 больших квадратов по 50 гектаров каждый. Римлянин описал бы это в других терминах: он бы сказал, что участки имеют площадь по 200 югеров. Латинское слово iugerum не случайно так похоже на слово «iugum», ярмо, с помощью которого впрягали пару волов. Ведь югер — это участок, который можно вспахать за день с помощью парной упряжки волов, то есть примерно 2500 квадратных метров. Римляне — практичные люди (как всегда). В горах, где землю пахать труднее, югер, разумеется, меньше размером — важный момент, если вы собираетесь приобрести там земельный участок!