суетились, накрывая на стол. Княгиня, притягивавшая взгляды своей красотой и богатством украшений, подавала еду мужу сама, вызывая у окружающих легкую дрожь. Уж больно была хороша, и даже довольно заметный животик ее не портил.

Бояре сшитого на скорую руку княжества будут держать совет. Сегодня их стало больше, чем в прошлый раз. За общим столом теперь сидел Велемир, который так и не расстался с волчьей шкурой, что носил на плечах с юных лет. На него опасливо косились, но никто резкого слова не сказал. Во-первых, он теперь как бы свой, а во-вторых, это было просто опасно для жизни. Авторитет князя, победившего такого бойца, взлетел до небес и находился теперь где-то в стратосфере. Также за этим столом сидел теперь Гизульф, староста, выбранный родами германцев, что жили на западе княжества. Могучий мужик с бородой лопатой отличался редким здравомыслием и основательностью. Лангобарды и баварцы решили, что их все устраивает и готовы были дать две сотни своих парней в войско словен. Идти под руку герцога Гарибальда у них не было ни малейшего желания, не для того они из-под этой руки в свое время уходили. Новая жизнь, которая пришла к ним вместе с новым князем, была куда более сытой, безопасной и справедливой, чем раньше. И германцы сделали свой выбор. Самослава поначалу это немало удивило, но потом он вспомнил, как на занятиях по марксизму-ленинизму делал доклад по зарождению капитализма. Запомнилась и фраза из трудов Ильича, что «нации — неизбежный продукт и неизбежная форма буржуазной эпохи общественного развития». Буржуазной эпохи нет, а значит и национального самосознания быть не может. Неглуп был Ленин, весьма неглуп, зря только позабыли об этом. Это самое национальное самосознание вообще только в восемнадцатом веке появилось, и то не везде. Мусульмане вон до сих пор религиозную идентичность куда выше национальности ставят. А про иудеев и речи нет. Люди всех рас и цветов кожи называют себя евреями, и ничуть по этому поводу не парятся. И да, создали вполне неплохую страну.

Также за общим столом сидел пришлый ромей, который вызывал всеобщее любопытство. Он понимал словенскую речь, ведь в войске базилевса было много наемников — псилов из этого племени. Говорил он, правда, с акцентом, но разве это имело значение…

— Уважаемые! — Отсалютовал князь кубком. — Пить сегодня будем мало, зато много будем думать. Беда идет на нашу землю. Баварский герцог ополчение собирает и пойдет на нас сразу после сбора урожая. Ему наше богатство — как кость в горле. Хочет лапу наложить на нашу соль, на торг, забрать скот и поля. Всех нас он сгонит с земли, или обложит данями. Все, кто в походе попадет в плен, станет рабом и будет продан в земли франков. Там чума и оспа гуляет, им всегда рабочие руки нужны. У нас месяца полтора-два, не больше. Кто скажет слово первым?

Бояре хмурились. Противопоставить войску баваров им было особо нечего. Сколько они соберут бойцов? Ну, три тысячи, не больше. А герцог может и все восемь привести. И из них сотен пять с мечами будут, в доспехе и шлемах, да конницы еще столько же. Его в этих землях только авары и били, но конных стрелков у хорутан не было и быть не могло. Какая в лесах конница?

— Позволь сказать, герцог, — встал Деметрий, спокойно глядя на недоверчивые глаза бояр. Он ждал своего выхода. Ведь, как говорила Коко Шанель, у вас никогда не будет второго шанса произвести первое впечатление. Правда, Деметрий ни про какую Коко Шанель не знал, но речь свою шлифовал не один день. Он прекрасно понимал, что наняли его для того, чтобы создать новое войско, и для того, чтобы он щедро делился своим воинским опытом. Вот уж чего-чего, а этого у отставного тагматарха было, как дерьма за баней. Хорошая, кстати, штука, эта баня. А вот с общественными туалетами словене его еще больше удивили. Лето было весьма жарким…

— Герцог, бояре! — начал Деметрий. — Я недавно в ваших землях, и вот вам мое слово. Крепость, в который мы сидим, осаду выдержит, и бавары ее не возьмут. Они этого просто делать не умеют. Дерево крепкое, без гнили, рвы углубим и расширим. Если сюда побольше припасов привезти, и сильное войско посадить, то продержаться до зимы можно легко. А зимой германцам придется в свои земли уйти. Им без припасов большое войско не прокормить. Теперь о плохом. Пока мы будем к крепости сидеть, бавары всю вашу землю разорят. Нужно урожай собрать, спрятать и людей уводить на неделю-другую пути. Есть ли такое место?

— Есть, — кивнул князь, — который внимательно, как и все, слушал речь ромея. — Соляной городок, что в горах на юге. Там боярин Горазд командует. Он на такой круче стоит, что его ни одна армия не возьмет. Но туда только в крайнем случае пойдем. Мы это место посторонним не показываем.

— Тогда на неделю пути надо будет увезти людей, и оставить в тылу германцев отряды, которые им не дадут еду собирать и охотиться. Пусть поголодают.

— Партизанить будем? — с легкой улыбкой сказал что-то непонятное Само. — А что, хорошая мысль. Велемир, своих братьев приведешь? Скажешь, что будет много жертв, угодных Триглаву и Велесу.

— Приведу, — раздвинул губы в хищной улыбке вождь бойников. — Воин не должен сидеть на месте, иначе он будет ржаветь, как меч, который не вынимают их ножен. Нам по нраву такая война. Это куда лучше, чем в крепости сидеть.

— Лют! — обратился князь к своему заместителю по гражданским делам. — Бери коней, сколько нужно и разошли гонцов. Чтобы на неделю пути каждый староста знал, что ему делать. Огни разожжем с черным дымом. По этому сигналу они в лес уводят баб, детей и скот. Зерно прячьте в ямах, погреба, если приметные, дерном с хвоей укройте. Еды — на два месяца с собой. Если еще понадобится, предупреди старост на юге, что они кормить всех будут в долг. Потом сочтемся. Если все станет совсем плохо, уведешь людей в горы.

Лют склонил голову. Все теперь стало на свои места. Боги снова благоволят им. Еще недавно они прощались с привычной жизнью, понимая, что в прямом сражении их просто раздавят. Но теперь появилась надежда в хорошем исходе, и на пришлого ромея бояре посматривали с немалым уважением. Хорошую мысль подал. И впрямь, каково это, воевать в чужой земле, когда из-за каждого дерева на тебя смерть смотрит? Тут в кусты по нужде не отойти, прирежут по-тихому. А то, что дома