Итак, любезный читатель, нравится ли тебе эта суровая мать и свекровь, которая терпеть не может свою сноху, но готова примириться со смертью родного сына, если он изменит своей жене (неясно, впрочем, что она думала о добрачных связях Людовика, ибо говорила, как ты наверняка заметил, дорогой читатель, не совсем о том, в чем ее упрекали)? «Фанатичка», скажет человек наших дней. Но вот пьеса современного драматурга В. С. Розова «В поисках радости» (или не совсем современного, ибо написана она в 1957 г.). В этой пьесе безусловно положительная героиня Клавдия Васильевна (ее роль исполняла блистательная актриса В. А. Сперантова) в разговоре с одним из своих сыновей напоминает ему о недостойном его поведении в юности. В старших классах он спутался с дурной компанией, пил, хулиганил, хотя и не совершил ничего уголовно наказуемого. Мать вспоминает, что было далее: «Я подняла школу, комсомол, и мы вырвали тебя из этой компании». А потом она говорит нечто, чего я с тех пор забыть не могу: «Однажды ты пришел домой пьяный, завалился спать и страшно храпел. И я подумала: „Лучше бы ты умер“». Я, автор этих строк, до сих пор помню озноб, пошедший у меня, подростка, по коже, когда я услышал эти слова. Жоффруа де Болье полагает, что слова королевы Бланки достойны похвалы. Что же, она скорее желает сыну смерти, нежели свершения смертного греха (правда, грех можно искупить, но Бланка почему-то об этом не думает). Но Клавдия Васильевна, как и полагается советской женщине, не верящая в загробное воздаяние, желает того же своей плоти и крови, при том, что тот не совершил никакого злодейства, убийства, насилия, предательства. И ее мысли одобряются автором, да и, в значительной мере, публикой — спектакль имел большой успех. Нет, воля твоя, любезный читатель, но мне понятнее Бланка Кастильская, нежели Клавдия Васильевна.

Процессия флагеллатов

Вера Людовика, его внутренняя религиозность, его жажда спасения и очищения имеет непосредственное отношение к крестовому походу. Поводом к нему стала тяжелая болезнь Людовика (он вообще был весьма болезненным человеком). Короля даже сочли мертвым, но, по словам Жуанвиля, «Господь наш свершил над ним чудо и немедля вернул ему здоровье; ведь перед тем он потерял дар речи. И едва заговорив, он потребовал, чтобы ему дали крест». Это известие привело в ужас мать короля, королеву Бланку. Она и епископ Парижский Гийом Овернский, принявший крестоносный обет Людовика, пытались отговорить короля от этой затеи. Они ссылались на то, что король во время принесения обета был болен и не совсем в себе. Людовик в ответ сорвал нашитый на одежду крест и вновь потребовал его у епископа Парижского, «чтобы больше не говорили, что он взял его, не ведая, что творит». Итак, в декабре 1244 г. король Франции принял крест.

Людовик Святой с приближенными выступает в крестовый поход в 1248 г.

Что же влекло Людовика, впоследствии причисленного к лику святых, «за море»? Многие современные историки, в частности Ж. ле Гофф, именуют Людовика «эсхатологическим королем». Его эпоха — это эпоха очередной волны ожидания близкого конца света. О грядущем светопреставлении свидетельствуют многие бедствия, в том числе натиск язычников на христианский мир. Тут и наступление монголов на Центральную Европу в 1241 г., и взятие Иерусалима хорезмийцами египетского султана в 1244 г.

Мы говорили выше, что идея крестовых походов была связана с идеей конца света. Одним из признаков этого виделось нашествие монголов, точнее, вообще народов Востока. В Апокалипсисе прямо сказано: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный» (Апок. 20. 7–8). Разве в глазах людей того времени это не было указанием на приход монголов и татар, они же племена Гога и Магога, разве здесь не говорится, как мы бы сказали, «открытым текстом» о захвате хорезмийцами Иерусалима?

Многие в Европе усматривали в этом явные признаки скорого явления антихриста. Знаменитый Роджер Бэкон, многими современными исследователями почитаемый, и вполне обоснованно, один из отцов современного естествознания, в ужасе прозревал: «Весь мир пребывает едва ли не в состоянии проклятья. Кем бы ни были татары и сарацины, ясно одно: антихрист и его войско уже поблизости. И если Церковь святыми мерами не поспешит помешать этим злодеяниям, положить им конец, то понесет непоправимый урон, ибо христиане бедствуют. Все ученые люди полагают, что грядет время антихриста».

По словам Мэтью Пэриса, в 1241 г. «император Фридрих II поспешил направить христианским правителям послание о татарской угрозе, напоминая об „этом варварском народе, вышедшем из крайних пределов мира, о происхождении которого ничего не известно и который Бог послал для исправления народа своего, но, есть надежда, не для истребления всего христианского мира“».

В Европе название народа «татары» часто употреблялось в форме «тартары», и здесь усматривали сходство со словом «Тартар», как в античной мифологии именовалась самая низшая часть подземного царства, в средневековой Европе отождествляемая с христианским адом. Мэтью Пэрис рассказывает, что королева Бланка испытала глубокий страх при появлении известий о татарах. «На что король со слезами, но не без божественного внушения ответил: „Да укрепит нас, матушка, Божественное утешение. Ибо, если нападут на нас те, кого мы называем тартарами, то или мы низринем их в места тартарейские, откуда они вышли, или они сами всех нас вознесут на небо“. И этим как бы сказал: „Или мы отразим их натиск, или, случись нам потерпеть поражение, то отойдем к Богу как истинные христиане или мученики“».

Но перед самым Страшным судом Господь просветит все народы, и они обратятся к Христу. Идея обращения неверных — буквально пунктик французского святого короля. Он посылает миссионеров к монгольским великим ханам, он мечтает о крещении сарацин.

Вот диалог Людовика с египетским султаном Туран-шахом, если, конечно, этот диалог не измыслил Мэтью Пэрис, как мы помним, современник, но не свидетель данного разговора:

«„И что же, о сеньор король, было предметом столь пламенного желания?“

„Ваша душа, — ответил король, — которую дьявол задумал ввергнуть в преисподнюю. Но никогда благодаря Иисусу Христу, радеющему о спасении всех душ, не случится того, чтобы сатана возгордился столь прекрасной добычей. Видит Всевышний, от которого ничего не утаивается: если бы весь белый свет был моим, я бы отдал его ради вечного спасения вашей души“.