Они произносят слово «факт» постоянно — фактическими были обстоятельства дела, все вокруг опирались на те или иные факты, факты причиняли вред. Все было построено на фактах.

Уголовное дело могло быть возбуждено. Почему могло?

Все основано на фактах, без них нельзя открыть уголовное дело, факты определяют положительный иск.

А я говорила о сексе. Это был не допрос. Это было дознание. Для первого у них не нашлось фактов.

Следователь курил. Сильно сжимал сигарету пальцами, прокручивал, перед тем как прикурить, протирал указательным пальцем край пепельницы.

Мне не могли предъявить обвинение в причастности к смерти Марецкого, потому как он был за рулем, и я его не подрезала. А тем временем я имела прямое отношение к его гибели, а он к моему взрослению.

— И что теперь будет?

— Не то что суда, допроса не будет, — угрюмо подумав и выпив дешевого чая, ответил следователь. — Мы второй день тут просто толчем воду в ступе, я даже не знаю, куда ее слова пришивать. Проходит как свидетель ДТП.

Что касательно Киры, то наличие насильственных травм все-таки определило процедуру дознания, на которую была вызвана Гарнидзе, моими стараниями обеспечившая себе четкое алиби.

Как мне рассказали, она держалась сухо и отрешенно. Отвечала на вопросы короткими предложениями, ожидая жалости к собственной персоне после утраты мужа. Фактически случайной.

Следующим в ОВД приехал бывший муж Киры, господин Макеев.

После долгих разбирательств он признался, что в ту ночь у них был долгий разговор. Он был зол и пьян — стремился к вожделенной близости, не в силах перебороть желание. Они переспали. С помощью хитроумных анализов врачи патологоанатомы все-таки нашли следы его спермы на белье Киры, он был неудержимо груб — силой взял ее, со злости и отчаяния, заломив руки за спиной и кинув на диван, спинка которого, жестоко соприкоснувшись с телом, породила гематомы. Это просто была последняя капля, которая подвигла Киру пойти на страшный шаг.

Выдержка из так и невозбужденного уголовного дела:

«Знаете, как мне все надоело. Эльдорадо, шлюхи, одни и те же мысли. А я хочу трахаться. Мне не нужны денежные ротооткрывалки. Мне нужна была моя жена. Кира, моя жена. Я приехал к ней около девяти. По дороге, на Волхонке, меня остановили. Ваши же сотрудники. Я выпал с пассажирского кресла, практически в зубах держа двести долларов, и они меня сопровождали, как будто я чиновник. Чиновник, понимаете? Вам статусы нужны. А я жену хотел трахать и любить. А она вся творческая, вдохновение черпает, унюхиваясь и вмазывая себе покрепче. Она открыла дверь в халате. Это повод. Я начал ее целовать. Она фыркала, потому что не любила алкоголь. Под халатом не было нижнего белья. Она же ждала этого! Готовилась, лобок брила! Чем не повод? Я нагнул ее, прислонив щекой к подоконнику. И мой член проник в нее. Она руками скинула горшки с цветами и несколько подсвечников. Я заломил руки за спиной…» — страшные слова бывшего мужа. В новой России мужья насилуют жен.

— У нас нет фактов, чтобы открывать дело! — прокомментировал начальник PR-службы журналистам, которых взбудоражил столь странный для Москвы поворот событий.

* * *

— Черт возьми, я сейчас уйду отсюда! Я не хочу понимать, зачем ты мне все это рассказываешь?

— Тсс, — я привязала его руки шарфом к кровати. Завязала глаза.

— Нет, малыш, теперь ты меня дослушаешь.

— Что происходит?

— Ничего! Просто мы с тобой общаемся.

Макс не был повинен напрямую, но косвенно он сломал не одну жизнь.

А ведь кто-то из нас по привычной для России нелепости мог быть осужден по статье «Убийство» и получить минимальный срок — семь лет в колонии строгого режима под Оренбургом. Забыв про секс перед убийством и про нашу извращенную любовь к соитию, мы не подумали, что никто не запрещает заниматься сексом перед смертью, люди же умирают во время оргазма. Такие мечты у мужчин.

Да мы и так чуть не переубивали друг друга. Когда у тебя есть деньги, секс и хоть капля власти, спасти твою душу могут только страдания. Когда у тебя есть деньги и кобелиная притягательность, остаются только извращения.

Мой двоюродный дедушка был знаком с Фиделем Кастро. Если бы я придумывала Максу псевдоним — его фамилия была бы Батиста. Cuba!!! Только почему я себя ощущаю янки? Потому что я вторглась в чужие тайны и сделала их своей колонией… Строгого режима.

Мы встретились с Гарнидзе на Ваганьковском кладбище, она поддерживала меня под руку, стараясь, как стедиками[16], сделать мои хромые передвижения более плавными. Мы положили цветы на свежую могилу, прикрытую теплой, еще не осевшей землей.

Молчали несколько минут, пока Таня не достала железную флягу из сумки:

— Виски будешь?

— Мне нельзя по состоянию здоровья. Но я мысленно с тобой.

Она шотами выпила несколько стопок, закурила сигарету, прикурив и мне никотиновую палочку. Фильтр пропитался алкоголем. Стаи птиц вели путь на юг.

— Пошли?

Мы двинулись вглубь, проходя свежие захоронения, тихо пробирались мимо похоронных процессий. На Кириной могиле несколько дней назад был поставлен памятник.

— Это все? — спросила Таня, оглядывая стопку листов А4 и дневник.

— Вроде да, — я чиркнула зажигалкой, и первые листы покрылись багровым пламенем, внутри которого буквы сливались с белым листом, становящимся пеплом.

Ветер дул в нашу сторону, и горящие обрывки вместе с искрами прилипали к джинсам, они кружились, как стаи снежинок в феврале. Костер медленно затухал. Эта история наконец закончилась.

— Позавтракаем где-нибудь на неделе? — искренне и по-родному спросила Гарнидзе.

— Обязательно!

— Я тебя отвезу, пойдем!

Когда ты выбираешься из самолета, который терпит крушение, ты думаешь о своем парашюте, когда проходит неделя — о тех, кто выжил вместе с тобой. На светофоре она крепко взяла меня за руку — нагретое кольцо коснулось моей кожи.

— Это я тебя заказала. Валиев — это охранник в моем подъезде.

— И во сколько я тебе обошлась? — сменила я милость на гнев.

— Не поверишь, в тысячу. Он должен был только припугнуть, в крайнем случае оставить пару порезов! Ты прости меня, я не думала, что все так обернется!

— Будем считать, что мы квиты! Но завтракать с тобой я не хочу.

— Притворимся, что не знаем друг друга?

— Таня, сходи в церковь! В Вознесенском переулке. Просто помолись за спасение наших душ! Тела мы с тобой спасли, а вот сердце — поставь свечку Богородице и Николаю Угоднику. У нас ничего нет, кроме Бога.