— Идите за мной, прекрасная госпожа, спаленку-то свою посмотрите.

Наша героиня тотчас выполнила просьбу или, вернее, приказ и последовала за безобразной каргой через анфиладу нежилых комнат, где пахло сыростью да ветер вздыхал так дико и тоскливо, что сердце слушателя невольно отзывалось безотчетной грустью. Наконец они пришли в небольшую комнату. Кровать с выцветшим бархатным пологом, несколько кресел, стол и старомодный платяной шкаф придавали ей если и не уютный, то по крайней мере обжитой вид.

Старуха сказала, поставив свечу на стол:

— Вот здесь можете прилечь до утра, если духи вас не утащат.

— Ах, этого я не боюсь, — отвечала леди Эмили с принужденным смехом. — Но скажите, моя добрая Берта, не могли бы вы зажечь огонь в очаге? Здесь очень холодно.

— Нет, не стану! — огрызнулась старая чертовка. — Заняться мне больше нечем, в самом деле?!

С этими нелюбезными словами она вышла или, точнее, потащилась прочь.

После ее ухода леди Эмили, что вполне естественно, погрузилась в невеселые думы. Скрытность и обман в прошлом, безрадостное настоящее и неведомое будущее — все повергало ее в глубокую печаль. Мало-помалу, впрочем, образ Сен-Клера засиял, подобно солнцу, над хмурым горизонтом и развеял горькие мысли.

«Скоро он будет здесь, — думала леди Эмили, — и тогда эта мрачная башня покажется мне краше королевского дворца».

Едва успела она прошептать эти утешительные слова, как послышались уверенные шаги и звяканье шпор. Приоткрытая дверь медленно отворилась, и на пороге показалась высокая фигура графа, закутанного в дорожный плащ. Шляпа с перьями затеняла его благородные черты.

— Вы пришли наконец-то! — воскликнула леди Эмили. — Как вы долго! Я почти начала бояться, что вы заблудились в этом ужасном лесу.

— Прекрасное создание! — отвечал он, и от звуков его голоса ее словно пронзило электрическим током. — Я отдал бы все, чем владею на этой земле, лишь бы и в самом деле быть предметом вашей сердечной заботы. Но, увы, боюсь, ваше сочувствие адресовано тому, кто, пока я жив, не услышит более ваш серебристый голосок. Взгляните, прекрасная леди, и узнайте, в чьей власти вы оказались!

С этими словами он отбросил и плащ, и шляпу. Взору оцепеневшей от ужаса девушки предстал не ее возлюбленный Сен-Клер, а его соперник, полковник Перси! Лишь смертельная бледность, залившая лицо леди Эмили, и судорожно стиснутые руки выдавали, какие чувства промелькнули в ее душе при его неожиданном появлении.

— Ну-ну, приободритесь! — продолжал полковник с издевательской усмешкой. — Лучше сразу смириться, ибо я клянусь всем, что есть на свете земного и небесного, святого или грешного, ваш обожаемый художник, ваш романтический стрелок из лука никогда больше не увидит вашего лица!

— Несчастный! — вскричала леди Эмили. Глаза ее сверкали ненавистью и презрением. — Знайте, тот, кого вы назвали моим обожаемым художником, выше вас по рождению! Он — граф Сен-Клер из клана Олбан, а вы — всего только жалкий прихлебатель при знатном родственнике!

— Это он вам наплел, — возразил Перси. — Да будь он хоть лордом, хоть последним рисовальщиком, на сей раз я его перехитрил. Видно, у моей кареты колеса были лучше смазаны и бежали резвей. Я выиграл скачки и увез великолепный трофей! Пускай теперь вопит: «На помощь, Сен-Клер!» — его соплеменникам в клетчатых юбках не найти этого мрачного убежища.

— Бесчестный злодей! — сказала леди Эмили в гневе. — Вы поступили низко и подло, вы пустились на хитрости, недостойные джентльмена, иначе я никогда не поверила бы вашему обману!

— Гм!.. — отвечал полковник. — Я не из тех щепетильных болванов, что считают честь за какого-то божка и поклоняются ей, словно идолу. Наушники, шпионы, лжесвидетели — у меня все идет в дело, лишь бы это помогло добиться великой цели.

— Полковник Перси, — промолвила леди Эмили, — ибо нет для вас наименования отвратительней, чем ваше собственное имя! Намерены вы держать меня в этой башне или отправите обратно, в замок Клайдсдейл?

— Разумеется, я буду держать вас здесь, пока вы не дадите слово стать моей женой. Тогда вы сможете вновь появиться в Витрополе, блистая роскошью, достойной будущей герцогини Бофор.

— Значит, я останусь здесь до тех пор, пока смерть или другой, более счастливый случай освободит меня. Все мучительства, какие способно измыслить человеческое злодейство, не заставят меня выйти замуж за того, кто пал столь низко, кто открыто отвергает владычество чести и слепо следует лишь своим порочным наклонностям.

— Отлично, прекрасная проповедь! — заметил полковник, насмешливо скривив губы. — Но, прекрасная ценительница чести, вся ваша решимость не помешает мне заключить вас под стражу за вопиющее нарушение законов того самого божества, которое вы так красноречиво восхваляете. Скажите, милая леди, как согласуется с требованиями чести ваш поступок, ведь вы обманули своего любящего старенького дядюшку и сбежали среди ночи с малознакомым авантюристом?

Этой насмешки леди Эмили не вынесла. Мысль о страданиях дяди при известии о ее бегстве вмиг разрушила видимость гордого достоинства, которую пыталась она противопоставить наглым издевательствам нежеланного поклонника. Пленница уронила голову на руку и горько разрыдалась.

— Эти хрустальные капли, — сказал полковник, ничуть не растроганный ее отчаянием, — говорят о том, что будет не так уж трудно смягчить ваше упрямое сердце. Если бы я мог задержаться хоть на один день, уверен, я сумел бы образумить мою прекрасную королеву! К несчастью, жестокая необходимость вынуждает меня уехать, не откладывая. Еще до рассвета я должен быть в Витрополе, а день уже занялся над восточными холмами. Прощайте! — продолжил он более серьезным тоном. — Прощайте, леди Эмили! Дело предстоит жаркое, и, быть может, сабля какого-нибудь чернокожего бунтовщика вскоре избавит вас от искреннего, хоть и отвергнутого влюбленного, а мир — от того, кто слывет меж людьми злодеем.

— Прощайте, полковник, — отвечала она со слезами. — И помните — если такова будет ваша судьба, память о том, что совершили вы нынче, не облегчит вам предсмертные муки.

— Пфе! — отвечал он смеясь. — Вы думаете, я этого боюсь? Нет, моя совесть, если она когда-нибудь у меня была, давно увяла. Я не верю в бессмертие, а смерть для меня — всего лишь краткое название вечного сна. Еще раз — прощайте!

С такими словами полковник схватил ее руку, лихорадочно поцеловал и уехал.

Бледные проблески рассвета пробились через узкое оконце в тюрьму леди Эмили, осветив лицо и всю фигуру узницы. Она лежала, вытянувшись на потертом бархатном диванчике, куда бросилась, обессилев от усталости, являя собой трогательную картину красоты, преследуемой несчастьями. Волосы ее беспорядочными локонами рассыпались по белоснежной шее и плечу, глаза были закрыты, длинные темные ресницы, влажные от слез, недвижно лежали на щеке, и лишь изредка новая слезинка дрожала на них. Лицо, всегда цветущее румянцем, после бессонной ночи было бледнее алебастра. Одну руку она подложила под голову, другая придерживала складки темной мантии, отчасти скрывавшей пленницу.