– Полк, смирно! Господа офицеры!

Вышел Васильчиков, поздоровался и стал говорить, громко и сильно шамкая:

– Государь император приказал мне поздравить вас с благополучным возвращением и поблагодарить вас за доблестную службу царю и отечеству. Лейб-гвардии Семеновский полк со славою, вот уже двести лет… триста лет… двести лет… – оборачивается и адъютанту и полушепотом, но так, что всем слышно, быстро спрашивает: – Двести или триста?

– Двести, ваше сиятельство, – почтительно докладывает адъютант, и тот как ни в чем не бывало тем же голосом продолжает:

– …со славою вот уже двести лет…

И т. д., и т. д., все, что в таких случаях полагается.

В 1906 году, сразу после Японской войны, произошла у нас полная смена высокого начальства. Главнокомандующий войсками гвардии, «добрый барин» № 1, великий князь Владимир Александрович, ушел, впрочем, еще раньше. Сменил его Николай Николаевич, который, хоть умом был и не орел, несомненно, был преисполнен энергии и желания принести пользу. Перед этим Н. Н. несколько лет был генерал-инспектором кавалерии и, нужно отдать ему справедливость, такого ей, по хорошему солдатскому выражению, «поддал живца», что во время войны наша конница была на голову выше и немцев, и венгров.

Недоброй памяти Японская война была небогата победами. Естественно, что всякое действие, которое было не кругом поражение, превозносилось до небес и все главные действующие лица таких действий выходили на линию героев. Так прославились генералы Ренненкампф, Мищенко, Никитин, Зарубаев, бывший начальник 6-й стрелковой дивизии Данилов, командир одного из восточно-сибирских полков Лечицкий, командир Выборгского полка Зайончковский и многие другие. Кроме Лечицкого и, быть может, Зайончковского, на большой войне все они провалились, а Ренненкампф действовал так, что во всех других армиях, кроме нашей «бабушкиной», ему полагался бы расстрел. После гибели Самсонова и его армии, будучи даже не судим, а только «отчислен», он уже в октябре 1914 года весело гулял по Невскому в полной генеральской форме.

* * *

По примеру генерал-инспектора кавалерии, в 1906 году был учрежден пост генерал-инспектора пехоты, и назначен был на этот пост генерал Зарубаев.

Николай Платонович Зарубаев был на Японской войне начальником дивизии и отличился под Дашичао[19], где его войска прекрасно дрались и заработали своему начальнику первоклассную боевую репутацию. Несмотря на фамилию, которая отлично подошла бы лихому кавалерийскому ротмистру, был он воин пехотный с ног до головы. Иначе как пешком никто его не видал. И вид у него был пехотный. Среднего роста, слегка сутулый, плотный, с седыми усами и с большим пурпурным носом дулей. Пьяным его не видали и про наклонность его к Бахусу не говорили. Но нос у него был такой «безошибочный», что большого труда стоило убедить себя, что генерал – трезвенник.

Сиял Зарубаев на нашем горизонте очень недолго, не то год, не то два, а потом назначен был командующим войсками Одесского округа. На большой войне он или совсем не был, или подвизался в ней незаметно. В качестве генерал-инспектора пехоты Зарубаев посетил наш полк только один раз и оставил незабываемый след. Но прежде, чем об этом посещении рассказывать, следует сказать несколько слов о единственном из всего полка нашего офицере, который с Зарубаевым по службе имел соприкосновение, и как раз в это самое посещение.

Подпоручик Алексей Рагозин, выпуска 1903 года из Пажеского корпуса, был рыжий-рыжий детина, почти саженного роста, по каковой причине был назначен младшим офицером в государеву роту и на погонах носил царские вензеля. Был он не слишком интеллектуален, не читал не только книг, но и газет, но зато был абсолютно незлобив, хохотать готов был по самомалейшему поводу, денег не считал, когда были, а уж выпить был не только не дурак, а прямо мудрец. Одним словом, душа-человек и рубаха-парень.

Дневной полковой наряд в мое время был такой. Кроме караулов вне полка, в 12 часов на «малый развод» выходили: дежурный по полку, капитан или штабс-капитан, помощник – подпоручик, дежурный фельдфебель, полковой караул и затем дежурные и дневальные от рот или команд. Дежурство по полку была повинность нетяжелая, особенно для дежурного. Помощнику еще вменялось в обязанность раза два в сутки проверить караул и обойти раз все казармы ночью, дежурный же мог целый день сиднем сидеть в собрании, переходя с кресла в читальной к столу в столовую и обратно. А так как «офицерский флигель», где жило большинство женатых офицеров, находился в «расположении полка» (казармы были на трех улицах, на Загородном, на Рузовской и на Звенигородской), то многие уходили к себе домой обедать и почти все уходили домой спать. Помощник дежурного обязан был спать в собрании, где рядом с «дежурной», позади имелась маленькая комната с двумя большими кожаными и весьма покойными диванами. Кроме того, в этой комнате имелся шкаф, где хранились четыре подушки, два отличных тигровых одеяла и полный комплект постельного белья, которое каждый день менялось, регулярно отсылалось в прачечную, и расходы по стирке относились на счет собрания.

Официального разрешения, конечно, не было и полагалось, что в этом деле господа офицеры руководствуются гарнизонным уставом, где дежурным разрешалось ночью «отдыхать лежа», но все всегда знали, от великого князя Владимира Александровича и ниже, что в войсках Петербургского гарнизона дежурные по полкам офицеры ночью спят в простынях, под одеялами, раздеваясь до рубашки. И никто никогда против такого порядка вещей голоса не поднимал.

Но вот однажды поздней осенью на дежурство по полку заступили капитан А.С. Пронин с помощником Алексеем Рагозиным. Пронин, между прочим, прекрасный служака, – на войне отлично командовал армейским полком, – вечером удалился в лоно семьи, в офицерский флигель, а Рагозин, хорошо поужинав и выпив и совершив ночной обход казарм, как полагалось, разделся и лег спать.

На следующее утро часов в восемь вестовой из передней будит его и докладывает:

– Ваше высокоблагородие, в передней генерал пришли и вас спрашивают.

– Проводи его в читальню и скажи, что я сейчас приду.

Через минуту тот же вестовой, но уже несколько встревоженный, появляется снова и говорит, что генерал желает видеть дежурного офицера немедленно.

– Предложи ему кофею и скажи, что я сейчас выйду, – сквозь сон сказал Рагозин и не спеша стал подниматься с дивана.

Еще через минуту в комнату просовывается голова вестового, а за ним появляется генерал-лейтенант с георгиевской ленточкой в петлице пальто.

– Я генерал-инспектор пехоты. Вы дежурный офицер?

– Так точно, ваше превосходительство, – отвечает Рагозин, стоя смирно, но в одном сапоге.

– Как ваша фамилия?

– Подпоручик Рагозин, ваше превосходительство.

Генерал круто повернулся и вышел.

Через день Рагозин сел на 15 суток под