Даниил спустился на четыре палубы ниже и приметил коридор для второго очага.

— Хочешь? — спросил он, пододвинув бластер Артему, но тот суеверно закрылся руками.

Милора радостно ударила огнем по стенам. Третьим очагом стала какая–то большая каюта с экранами по стенам. Обшивка и мебель вспыхнули, как бумага, и, уходя, дети слышали выстрелы лопающихся ламп.

— Поехало дело! — сказал Даниил Милоре и получил в ответ блеснувшую на закопченном лице улыбку.

У четвертого очага они напоролись на полуживую пожарную систему, которая, почуяв тепло, лишь бессильно вывалила из люков и воронок пару хлопьев ржавой пены и погнутые манипуляторы.

У пятого очага они впервые услышали тревожный вой сирен.

— Пора уходить, — полуутвердительно заметил Артем, но Даниил не согласился, желая организовать еще штук пять новых костров. Милора ничего не сказала, только засмеялась и утерлась рукавом.

На повороте, где был устроен шестой очаг, они почувствовали запах дыма, а на седьмом очаге Артем ухватил Даниила за локоть. Даниил оглянулся — дым висел тучей — и согласно кивнул. Пожар, бесспорно, начался. Надо уходить.

Дети побежали по коридорам.

А пожар, как волк в овчарне, ворочался, рычал, клокотал. Он разбухал, выбрасывал прожорливые стаи по этажам и тоннелям. Ручьи пластика текли по палубам, дым клубился, лез во все щели, жар накатывал волнами. Один за другим отсеки и галереи, каюты и лестничные марши оказывались объяты пламенем. В переплетениях убивающего света и удушающей тьмы корчились стены и потолки, свивались в петли трубы и сворачивались кольцами кабели. Все, что было неподвижно, статично, вдруг ожило, как оживают мертвецы в крематориях, зашевелилось, задвигалось, обнажая черные балки и стропила опорных конструкций. Включались выжившие после долгих лет молчания и бездействия противопожарные посты; вспыхивали, чтобы тотчас взорваться, аварийные огни; разевали пасти сирены; рычащие потоки вскипающей белей пены рушились в пекло, где, крича, тотчас обращались в пар или переплавлялись в странную субстанцию, которая белыми булькающими сугробами ползла по умирающим коридорам.

— Горим! — завопил в рубке Катарсис, увидев зловещий перелив аварийных огней на пульте, а маэстро, вцепившись побелевшими пальцами в спинку кресла, осевшим голосом шептал:

— Это дети, Катарсис, слышишь, это дети!.. Ничего не знающий Аравиль Разарвидзе перетирал веревки о какой–то угол.

Дети бежали по безлюдным помещениям, чувствуя, как близок посеянный ими огонь. Всюду уже плыли струи ядовитого дыма, Артем и Милора кашляли, а Даниил сплевывал тягучую зеленую слюну. Разбухшие сердца перекачивали тяжелую, жидкую кровь. В сжатых спазмами глотках хрипел отравленный воздух.

— Сюда! — крикнул Даниил, сворачивая в проход слева.

Даниил и сам не знал, куда надо бежать, он просто вел товарищей туда, где еще не появился огонь. Дважды им приходилось поворачивать назад, так как дорога впереди вдруг вспучивалась и выплескивала пламя; один раз от сотрясения из–за шагов сзади рухнула тлевшая изнутри пластиковая плита потолка. Ноги вынесли детей в черный, обугленный, уже прогоревший тоннель, и здесь Артем упал от изнеможения. Милора рухнула рядом, и Даниил, шатаясь, прислонился к балке. Было очень душно.

— Много еще осталось? — едва слышно спросил Артем сдавленным голосом. Даниил без сил помотал головой, а сам подумал: «Мы в сгоревшем тоннеле — значит, мы бегаем кругами… Мы заблудились. Бежать дальше — сгорим, останемся — задохнемся…»

А пираты в это время рвались навстречу пожару. Катарсис за мгновение до того, как экран погас, увидел промелькнувшие живые тени в пелене дыма и шевелящемся зареве. Пожар встретил пиратов ревом, словно зверь, завидевший охотника. Катарсис пробивался напролом, ему был не страшен жар. Маэстро натянул на голову куртку, и Бомбар, который снова вооружился дубиной, охранял спину Андраковского.

Стены тоннеля, подточенные огнем из других помещений, разваливались, и дети снова побежали неведомо куда. Воздух становился все горячее, от дыма в ушах звонили колокола. Это страшно, когда на закупоренных, как консервы, звездолетах начинается пожар. Здесь не выживает никто. И люди, и пламя гибнут от удушья. Станция напоминала модель кристаллической решетки с уроков химии, где стерженьки–балки вдруг оказались влиты в горящие плоскости потолков, полов и стен. Запнувшись обо что–то, Даниил полетел на пол и закричал, угодив рукой в раскаленную лужу. Милора вцепилась в комбинезон Даниила, а Артем, остановившись, прошептал:

— Я не могу больше… Я не могу…

Даниил, прижав обожженную руку к ребрам, другой рукой ухватил Артема под локоть.

Пираты бежали спасать детей, длинный тоннель был пуст, только раскатами звучал топот, как вдруг Андраковский дико вскрикнул: «Стреляют!..» — и шарахнулся к стене, вжавшись в нее и задрав подбородок. Катарсис споткнулся от удивления.

— Нету никого! — крикнул он в ответ, и где–то в переплетении проводов и схем в его груди что–то защемило и застонало при мысли о маэстро.

А дети все брели куда–то во мгле и тумане. На их измазанных сажей лицах слезы от злого дыма промыли светлые полосы. Милора несла на плече два бластера, а Даниил тащил Артема, перекинув его руку себе на шею. Головы мучительно ныли от угара, а в глазах мерцали оранжевые кольца в белых звездах. Артем плакал, как малыш–трехлетка. Даниил наливался ртутной злобой, и будь он один, он пошел бы напролом, руками разрывая стены. Милора молчала, скрутив в узел боль, страх и отчаянье, только непривычно огромные глаза на ее осунувшемся лице выдавали жуткие немые переживания. Все вокруг было наполнено гулом, огнем, вспышками, копотью, треском, мраком и искореженным металлом в черной окалине.

Четыре человека, клон и робот сближались друг с другом в рушащемся, горящем лабиринте космического пожарища. Пираты прокладывали себе дорогу сквозь воющий огонь, облака ядовитого газа, груды обломков и углей, сквозь горы пены и бурлящие озера пластика. Но внезапно маэстро снова оборвал общий бег. Как робот, которого отключили в прыжке, он пластом рухнул на пол. Катарсис снова затормозил и развернулся, но Андраковский уже пытался встать. Руку он прижимал к груди, а в лице не было ни кровинки.

— Что случилось? — помертвев, спросил Катарсис.

— Сердце, — сквозь боль виновато улыбнулся маэстро. И дети тоже едва не валились с ног. Артем висел на Данииле и просил бросить его, но Даниил дышал, как собака, и молчал, только Милора скосила глаза.

Пираты уже достигли тех помещений, где должны были находиться дети. Маэстро, проглотив три таблетки, шел по галереям, держась за стены, а Катарсис и Бомбар носились по боковым ходам и каютам в поисках землян.

— Пираты! — прошептал Даниил, увидев за дымом знакомые силуэты, опустил Артема на пол и потянулся к Милоре за бластером.

— Маэстро! Вот они! — заорал Катарсис из темноты, и тотчас проблеск выстрела пронзил сумрак. Какой–то ком изнутри ткнулся в горло маэстро.