Смешно. Он сейчас вроде как и бегемот и еж одновременно.

Самое страшное после попадания в его самолет «иглы» случилось на тринадцатый день. Видно, и ангелы-хранители боятся чертова числа и в такие дни не работают. Избежав травм при приземлении на острые скалы, он «споткнулся» на ровном месте. Он много слышал про «растяжки», сам при случае мог смастерить ловушку: всего-то и надо – гранату да кусок проволоки. А вот обнаруживать их, зачастую снабженных приспособлениями «неизвлекаемости», и обезвреживать обучен не был.

Но, как ни странно, именно «растяжка», которую он зацепил, пробираясь по едва приметной тропе, возможно, и спасла его от неминуемой расправы. Андрей получил ранения, характерные для боестолкновения на земле. А боевики, искавшие летчика, обследовали место его приземления и не нашли следов крови, которые указывали бы на ранение пилота. Но опасным путем, грозившим обвалами и просто возможностью сорваться со скал, не пошли. И все же, отрицая смелую попытку катапультировавшегося летчика выйти в район Итум-Кале, оповестили по радио товарищей, базировавшихся в Шатойской и Итум-Калинской зонах. Часть работы они сделали – сбили из «ПЗРК» штурмовик, осталось взять летчика, в крайнем случае, если не найдут общий язык, заплатить за него.

Радио было перехвачено подразделением связи, и пять дней спустя на берегу Аргуна произошел жестокий бой между боевиками, вышедшими на охоту, и группой спецназа.

Все же Андрею повезло и в этот раз: осколки взорвавшейся гранаты не повредили ног, но крепко зацепило бок и руку: два пальца на ней срезало как ножом.

Он так и не узнал название поселка, куда спустился глубокой ночью. Даже в темноте была видна работа артиллерии: большая часть половины селения стояла в руинах: первый признак базирования здесь чеченских бандитов.

Буквально на «автопилоте» – прежде чем войти в село, он сбросил с себя в клочья разодранную куртку, оставаясь в нижнем белье, и спрятал ее. Чуть позже, найдя убежище в полуразрушенном доме и слушая лай собак, с тревогой думал о том, что собаки могут откопать из-под снега пропитанную кровью куртку.

Дальнейшее он помнил с трудом. Не знал, сколько времени он замерзал в этом убогом жилище. Перед глазами всплывали и меркли бородатые лица, незнакомые слова чередовались с русской речью; и то ему казалось, что фразы на чеченском были законченными, а на русском долетали до него обрывками. Но он все же понял: боевики посчитали его бойцом спецназа. Неделю назад здесь для проведения ПСО высадился десант федеральных сил и произошло боестолкновение, где погибло пятеро спецназовцев. Зная, какая судьба ждет летчика, на его поиски бросили все возможные силы.

Андрей попал в руки Асланбека Давкаева, чей отряд шел зализывать раны в Грузию. По обрывкам фраз он понял, что товарищи полевого командира не разделяют его решения взять раненого с собой. «Кто попрет его на себе, ты?» – «Мы не знаем, кто он». – «Пристрели его, как собаку, и тебе станет легче». – «Мне станет легче, когда пристрелю тебя».

Асланбек позволял вольности, но знал меру. Последней фразой он показал свой авторитет, и больше на эту тему не прозвучало ни слова. Лишь комментарии самого Асланбека: «Может, он из спецназа ГРУ, вот тогда поторгуемся. Или получим за него сотню тысяч, или отрежем ему башку».

На порядок меньше он мог получить и в Панкиси, где полно «охотников за скальпами». За русского спецназовца, если выяснится, что он действительно из подразделения ГРУ, можно получить и деньги, и зрелище. И ходить далеко не надо, буквально в соседнем доме его могут перекупить, чтобы казнить лично. Сумма напрямую зависела от причиненного некогда ущерба.

* * *

Через два дня чеченский диалект сменился на грузинский: «Ва! Гамарджоба, генацвале!» Грузинские пограничники тепло приветствовали чеченских боевиков, перешедших границу. До Нового года оставалось шесть дней.

Чечня, Грозный

С человеком по имени Саид Сергей Марковцев встретился на автобусной станции, куда сходились сразу несколько улиц: Расковой, Буровая и Гудермесская. Она находилась в нескольких минутах ходьбы от площади Минутка, где полтора года назад шли самые ожесточенные бои.

Проехав по Буровой, белая «шестерка» Саида Алимова свернула на проспект Ленина. Поплутав по разрушенным и полуразрушенным кварталам Украинской улицы и Окружных переулков, «Жигули» остановились на улице Шаумяна[20].

За время пути Марковцев видел несколько патрулей, подобие блокпоста на углу Ветеринарной и Мусорова, редкую, спешащую в сторону Магистральной колонну из двух «БТРов» и «КамАЗа», одиночный «БРТ» с вооруженными русскими пацанами на «броне» – видимо, из созданной в 2000 году 42-й дивизии, которая, по словам министра обороны, останется в Чечне навсегда. Как бы не накаркал гражданский военачальник.

В ожидании Саида Сергей видел глаза десятка чеченцев – взрослых мужчин и подростков. Все как один смотрели на русского недобро.

Он справедливо подумал, что приехал в чужую страну, которая напоминала огромный заповедник, вывернутый наизнанку, где его обитателям диктовали условия проживания. Странно, но то было справедливо для обеих сторон. Все искали ответы на вопросы, кроме разве что Саида Алимова; сейчас чеченец вышел из машины и, как глухонемой, жестами показывал пассажиру следовать за ним.

Смирился?

Черта с два. Просто работал на сильного. Думал ли о том, что ему снова придется менять хозяина?

И снова Сергей помянул нечистого. Если и думал Саид, то равнодушно, ибо ни та, ни другая сторона не станет его преследовать.

Свыкся – нашел Марк точное определение. И, что ли, успокоился, чтобы не возвращаться к этому чеченцу никогда.

Пригодных этажей для жилья в этой пятиэтажке на Шаумяна было всего два – первый и второй, верхние навечно, казалось, приобрели «сталинградский» вид. На подъезде до сей поры осталась надпись, сделанная голубой неоновской краской: «ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЛЮДИ». Обращение неизвестного ко всем сразу. Здесь живут.

Марку не терпелось самому взглянуть на основательно укрепленную базу грозненского ОМОНа. День для него не прошел впустую, он мысленно проложил несколько путей отхода, изучив и качество дорог и переулков, и расположение блокпостов. Впереди – ночь. Увидеть то, чего он не успел увидеть, за несколько часов составить план диверсионного акта и немедленно приступать к его выполнению.

Его не пугали цифры – десять, двадцать или тридцать к одному. В этот раз его маленькому отряду будут противостоять сто хорошо обученных бойцов ОМОНа, большая часть из которых прошла обкатку – в открытом бою, стреляя из-за угла, закладывая на пути следования российской техники фугасы.