— Кто был последним, кто видел Ару дома?

— Я, — я пожала плечами. В этом я признавалась много раз, ещё тогда.

Вообще, про следствие я спросила по большей части от скуки. Мои записи Арден передал в Сыск, ответа не было, наступили выходные, и даже детективы на балконе кончились; я рассчитывала на какую-нибудь ненапряжную баечку, но Арден взялся за пересказ всерьёз, как будто только этого и ждал.

Возможно, так оно и было.

— Во сколько она ушла?

— Я не запомнила. — Об этом меня тоже много раз спрашивали. — После ужина, и папа уже спал, то есть никак не раньше семи. Мама была у тёти Рун, она вернулась бы в районе полуночи, а Ара говорила, что её не будет пару часов, то есть не позже десяти. Мне кажется, было часов девять… но я не уверена.

В деле это всё наверняка было написано, но Арден всё равно спрашивал. Поглядывал при этом встревоженно: не упаду ли я снова под пианино, задыхаясь? — но я не падала. Всё это было давно и успело стать просто событиями, фактами, которые зачем-то хранит в себе память.

— В районе восьми тридцати. В девять она была вот здесь, у сквера. Её видел некий, — Арден сверился с записями, — Бёркель Мавинеха, бизон. Он запомнил и её, и время, потому что как раз чинил часы в уличной подсветке.

Наверное, лисы нам об этом рассказывали. Но общался с ними только папа, заторможенный и туповатый из-за зимы; мама была совершенно разбита новостями, а мне было девять, и со мной разговаривали всего дважды, в день пропажи и где-то через неделю. Тогда это был длинный нудный допрос, на котором присутствовала школьная учительница, но ей, кажется, было даже страшнее, чем мне.

— Бёркель возился с артефактом до самой ночи. Он утверждал, что Вердал опоздал на свидание и был раздражён ещё тогда. Их разговора он не слышал, ушли и ладно. Он почему-то считал, что подростки начнут залезать на фонари и всё испортят…

— Это Бёркель, — я вздохнула. — Он служит при муниципалитете и заранее ненавидит всех за то, что они потенциальные вандалы.

— Служил. Он умер лет пять назад.

— А. Я не знала.

Арден ещё раз вгляделся в моё лицо, но ничего особенного в нём не увидел.

— Дальше. Это было на следующий день после Охоты, поэтому на улицах толком никого не было. Это с одной стороны плохо: мало прохожих. С другой — хорошо: отлично сохранились следы. В следующий раз их видели вот здесь, у качелей, и судя по всему там они были какое-то время, потому что у встречи нашлось целых три свидетеля.

Кто-то из них даже приходил к нам в дом потом, за день до похорон, виниться и плакать, и даже принёс деньги. Папа не взял, а гостя вежливо взял за плечи и вынес за калитку, попросив больше никогда так не делать.

— Первым был пекарь, Абрек Дарвилка, ёж, — продолжал тем временем Арден, и сдерживаемый, но всё-таки ощутимый азарт в его голосе снова выдернул меня из болезненных воспоминаний. — В девять он запер лавку и отправился домой, пешком, потому что траспорт уже не ходил. Следователь вместе с ним прошёл той же дорогой и засёк: до сквера с качелями примерно двенадцать минут. Итак, ориентировочно в девять пятнадцать или около того Вердал и Ара ругались на качелях, Абрек сказал — «склочничали». Девочка истерила и кричала что-то про то, что любой в Амрау был бы счастлив назвать её парой, Вердал ругался матом. Других подробностей он не запомнил.

Я кивнула, а Арден мелко написал на карте: «~9:15 ссора».

— Ещё была швея, Кенна Биста, белка. Она доставила следователям много хлопот, на неё извели почти шестьдесят листов бумаги, потому что она постоянно вспоминала что-то новое или опровергала что-то, сказанное ранее. Дело в том, что мимо сквера она проходила дважды, когда шла к подруге и когда потом шла обратно. Из её слов, по крайней мере их окончательно варианта, получается, что оба раза пара просто разговаривала. Она заговаривала о том, что он, кажется, её ударил, но не смогла сказать, ни как, ни когда, ни почему не вмешалась. Следователь счёл, что удара она на самом деле не видела, просто переволновалась и очень хотела быть полезной и ключевой свидетельницей.

Здесь я могла только пожать плечами: я знала Кенну, как и любого жителя Амрау, но не очень близко. Она производила впечатление немного суетливой, но в целом добродушной тётеньки, из тех, что на любое известие всплёскивают руками и падают в обморок.

— Туда Кенна вышла сразу, как закончился новый выпуск «Монастырской розы». Судя по программе телепередач и маршруту, у сквера она была примерно в девять десять, раньше, чем пекарь. Когда точно она отправилась обратно, Кенна не смогла вспомнить. Её подруга, выдра Рази Бремингалья, тоже не ответила. Зато пара Рази, бобр Кажир Бремингалья, бурчал, что болтушки мешали ему смотреть повтор лыжной гонки, но не слишком долго. Из той же программы телепередач мы знаем, что повтор начался в девять тридцать. Следователь предположил, что второй раз Кенна видела возлюбленных незадолго до десяти.

Арден снова взялся за карандаш и написал: «~9:10 разговор, ~9:50 разговор», а у меня всё отдавало в ушах эхом это его «возлюбленные».

Они были знакомы меньше суток. Ара, конечно, была в полном восторге: пара, самостоятельная жизнь, а у него ещё и такие рога!.. Но «возлюбленные»? Откуда бы там взяться любви — за примерно восемнадцать часов? Или что же, он и правда считает, что достаточно одного только запаха, чтобы…

Она ведь не любила его. Так же, как и я — не люблю. Они — и мы — ещё только встретились, увидели что-то поверхностное, что-то заметили, что-то себе придумали; что-то понравилось, что-то расстроило; он был для неё чужак, на которого волей Полуночи пришлось посмотреть повнимательнее.

Заметили бы они друг друга, если бы не Охота? Или прошли мимо, и всего этого… не было бы?

Какая глупая, дурацкая случайность! Она могла бы жить, прясть охранные кружева, плести свои волшебные косы, прекрасные, как у принцессы Полуночи. Но это почему-то не сбылось.

Арден продолжал, не зная, о чём я думаю. Если в начале он ещё поглядывал на меня, пытаясь хоть как-то следить за речью, чтобы не задеть «потерпевшую», то сейчас увлёкся.

— Дальше был филин Ёцка Ка, коммивояжёр, приезжий из Тиб-Леннау, — он быстро перелистывал свои записи: я видела, как горящий взгляд бежит по строчкам. — Если бы показания свидетелей всегда были, как у него, мы все остались бы без работы. В девять двадцать восемь Ёцка, дремавший на сосне в двух дворах от сквера, ощутил сильный энергетический всплеск, а за тем сразу же ещё один, оба ярко окрашенные агрессией. Это ему не понравилось, он слетал поглядеть и увидел, как двое малолеток неумело, но старательно палят друг в друга заклинаниями, перечень прилагается. Гражданин Ка направился в полицию, потому что «служители порядка обязаны пресечь подобное хулиганское, социально опасное поведение», прости Полуночь, кто вообще захотел бы работать с таким коммивояжёром… но, в общем, «полицейские проявили преступную халатность», а именно — отсутствовали на рабочем месте.